По ему одному понятным знакам в моем поведении Финн узнавал, что нам предстоит в тот или иной день. Хотя Роб, пребывавший, по сравнении со мной, в удивительном спокойствии, и заверил меня, что всё будет хорошо, я тем не менее по-прежнему находился в состоянии нервного напряжения. Так как мне надо было следить за огромным количеством вещей, я носился как белка в колесе, а это вредило моему другу, который должен был целый день отдыхать. В результате пес сильно возбудился и стал беспокойным, что, естественно, усилило мои переживания за его здоровье. Началась суматоха, продолжавшаяся до вечера.

— Иди погуляй несколько часов, ― командным голосом сказала Джемма, желавшая изменить сложившуюся ситуацию. ― Ты поднял на уши весь дом, сводишь себя с ума, не даешь успокоиться Финну, а если ты уйдешь, он сможет хотя бы немного поспать.

С тяжелым сердцем я вынужден был послушаться жену, ведь она говорила правду. Поэтому я на некоторое время отправился в паб вместе со своим другом Гаретом и несколькими его приятелями. Мне было тяжело находиться в этой компании. Не забывайте, что я впервые оставил Финна после операции. И это произошло в ситуации, когда у моего мальчика было далеко не всё в порядке.

Для пса разлука тоже оказалось тяжелой. Финн ждет меня так же, как Джесс ждала возвращения моего отца с работы. (Помните японский фильм «Хатико: Самый верный друг»? Если вы любите собак, я уверен, что ответите утвердительно.) Любой из наших соседей скажет вам, что, когда я ухожу из дома без Финна (а это происходит не так уж и редко), он садится перед окном и сидит так, пока я не вернусь. Для прохожих пес стал чем-то вроде местной достопримечательности. Когда я вернулся из бара, уже стемнело и шторы на окнах были задернуты. Вместо того чтобы уснуть, Финн добрых полчаса просидел у входной двери, а когда Джемме все-таки удалось загнать пса в комнату, он просто поменял дислокацию и расположился у ближней ко входу стены, уставился на нее вместо того, чтобы отправиться на боковую (жена даже прислала мне его фото). Так прошел еще час, прежде чем он все-таки оставил свое занятие и уснул.

∗ ∗ ∗

За три года до описываемых событий, в 2013-м, Финн перенес операцию на колене. Тогда никакого нападения не было, просто сыграли свою роль большие нагрузки. В тот момент Финну было пять лет, всю свою взрослую жизнь он преследовал преступников и прыгал через высокие трехметровые заборы, а, значит, много приземлялся. В конце концов это привело к разрыву крестообразных связок.

В некоторых случаях подобная травма означает немедленный уход собаки со службы, а как вы понимаете, сама мысль об этом ужасала меня. Но Финн показал себя такой хорошей и подготовленной к работе собакой, что не давал повода усомниться в себе. Он всё еще был молод, но уже имел огромный опыт. Я знал, что пес будет недоволен, если его отправят на пенсию. Свою роль в принятом решении оставить Финна в полиции сыграла и затратность обучения новой полицейской собаки. Обучение такого пса, как Финн, — невероятно дорогой процесс, по объему вложенных средств сравнимый с разработкой высокотехнологичных устройств, которыми мы все сейчас пользуемся. А какова цена обнаружения убийцы или спасения человеческой жизни? Поэтому увольнять Финна из полиции не было особого смысла. Кроме того, пес был натренирован для работы с людьми из групп вооруженного прикрытия и во время беспорядков. И поскольку был хорошо обучен, он имел большой послужной список и отличные результаты.

К счастью, мне не пришлось никого убеждать оставить Финна в полиции — впрочем, при необходимости я бы твердо отстаивал эту позицию, — в этой ситуации операция моему другу казалась более оправданным решением, чем поиск новой собаки. Поэтому в феврале 2013 года его отправили в ветеринарную клинику Davies Veterinary Specialists. Естественно, я беспокоился за исход операции. Вернее даже сказать, не только за итог, но и при чтении информационного бланка согласия на операцию, содержавшего список возможных осложнений: их было много, и везде неоднократно повторялась фраза «имеется риск смерти».

Саму операцию Финн перенес хорошо, даже если бы я никак ему не помогал. Она прошла по плану, а затем последовал период восстановления: сначала восемь недель, в течение которых не было ничего более серьезного, чем физические упражнения, а затем еще четыре, когда пес набирался сил и приходил в прежнюю форму. Всего около трех месяцев.

В тот период, когда Финн не мог работать, я сидел без дела (я выполняю задания только с ним) и чувствовал себя ненужным, так как тогда я еще не был инструктором. Мне очень хотелось получить эту должность, поэтому, когда такая возможность представилась, я ей воспользовался, и это помогло мне улучшить навык дрессировки собак. Имелся и альтернативный вариант — постоянная работа в офисе клерком в отделе специалистов по собакам (если быть до конца честным, я бы назвал ее «мальчик на побегушках»). Но я был слишком хорошо осведомлен о том, что мне придется делать: перекладывать бумаги, которые и так хорошо лежат, составлять никому не нужные документы. Поэтому, надеясь улучшить навыки взаимопонимания с собаками, я вызвался взять щенка из центра и побыть для него опекуном, убив таким образом двух зайцев (это будет прекрасный опыт для меня и отличный — для щенка), становясь кем-то вроде свободного тренера.

Эта идея была для меня чем-то вроде вдохновения. Как я уже говорил, дрессировка собак это непрерывный процесс, большинство тренировок проходит на территории закрытых баз в трех графствах. Во время тренировки кинологи хотят привить своим питомцам ощущение, что ситуация, с которой они сталкиваются, может произойти и в реальной жизни, на улице. А это как раз то, что я мог бы дать в отсутствии Финна. Если бы можно было получить полицейский грузовик без специальной маркировки, то я бы ездил на нем из города в город в своей обычной одежде, придумывая различные упражнения для будущих полицейских собак.

К счастью, мое предложение оценили по достоинству и приняли, так что пока Финн вынужден был безвылазно сидеть в своем вольере и не бегать слишком много, чтобы не затормозить процесс выздоровления, я поехал забирать щенка немецкой овчарки по имени Гарри, которому исполнилось одиннадцать недель.

Гарри был лучшим псом, когда-либо тренировавшимся в полиции и так и не ставшим полицейским. У него имелся огромный потенциал, и его никогда не называли обидными кличками. Маленький Гарри ломал стереотипы в отношении того, каким бывает щенок. В то время у меня еще не было Жемчужины, Финн оставался единственной моей полицейской собакой, и поэтому я мог посвящать воспитанию Гарри практически всё свое время. Я возился с ним как опекун, таская в разные места — в магазины, на железнодорожные станции, в здание старого аэропорта, ездил вместе с ним отвозить дочерей в школу и забирать их обратно. Когда Финн выздоровел настолько, что мог выполнять свою обычную работу, пускай даже и не в полном объеме, я стал брать Гарри на задания на городских улицах. А поскольку щенок жил у нас в доме, он много контактировал с членами моей семьи и друзьями, которые (это очень важно) не боялись быть слегка покусанными и были готовы, что на них напрыгнет щенок.

Организация тренировки нескольких собак с людьми — довольно бесхитростное дело. Сначала я звоню кинологам, чтобы узнать, выработкой какого навыка они сейчас занимаются и не нужна ли им моя помощь в, так сказать, знакомстве щенка с новой обстановкой. Затем в случае утвердительного ответа я приезжаю в какой-нибудь город или деревню, где развлекаюсь, «совершая преступление». Ничего противоправного при этом не происходит, просто я моделирую возможные действия преступника в ситуации, когда за ним гонятся — планирую путь для побега, чтобы меня сразу не схватили, затем ненадолго прячусь, заметаю следы, выбрасывая то, что может меня выдать, бегаю как заяц, высматривая особенности данного места и при этом продолжая бежать по случайному маршруту. (Есть, конечно, и более хорошо организованные «преступления».) Затем я звоню кинологу и говорю ему то же самое, что он слышит, когда его вызывают на задание. Задача кинолога и его собаки состоит в том, чтобы, пройдя четко по моему следу, найти все «улики», которые я разбросал. Когда этот этап тренировки пройден и меня обнаружили, я сам решаю, как дальше продолжится игра. Могу продолжить бежать, могу спрятаться, перепрыгнуть через какое-нибудь ограждение или же просто сдаться. Это определенно не то, что бы я чувствовал, работая в офисе и перекладывая бумаги.