Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скорая помощь доставила пострадавших в областную больницу. Мужчину отпустили, приказав лежать дома три дня и никуда не выходить, женщину госпитализировали до выяснения последствий травмы.
Олегу в Берлин сообщили поздно вечером. На другой день он прилетел, бросив все дела за границей, и появился в палате жены с бледным и перепуганным лицом. Они не виделись больше года. Обоим было уже за тридцать, но они обнялись, нашли в клинике закуток и совершили эпохальное соитие!..
Олег улетел на другой день. Жену выписали через неделю. А спустя месяц стало понятно, что Ленка беременна.
Естественно, что все, кто знал, а знали многие, решили: беременность наступила от сохатого. Ведь как долго Андрей был в отключке после удара никто не знал, да он и сам точно ничего не помнил. А за время простоя, сами понимаете, всё могло быть.
Так Ваня через девять месяцев и родился. «Чудо!» — скажете вы. «Нет!» — отвечу вам я. Это, конечно, стресс и гормональный выброс… Но чудесный элемент всё же в том был.
И вот теперь — этот когда‑то чудесным образом родившийся мальчик сам родил, если так позволительно выразиться. И хоть чуда тут не было вовсе, но на душе всё же сделалось как‑то чудесно.
Родилась девочка.
И сразу вдруг всё сложилось и стало понятно: как быть, что делать и кто она — Ленка сама — в этой жизни. Прямая линия от точки рождения маленького существа протянулась и пролегла через бабушку, отправившись куда‑то дальше, дальше, и дальше…
И дальше…
Мутанты или как выйти из лабиринта…
Поезд был дневной. Мы оказались попутчиками в Москву в одном купе. Я вошёл на Лазаревской, а он уже ехал из Адлера в столицу по рабочей командировке. Через час познакомились и попривыкли. Я достал курочку гриль и пол-литровую бутылку домашнего красненького сухого, купленную на рынке при станции. Он тоже вскрыл и развернул своё: солёные грибочки, огурчики в баночках, котлетки, картошечку в мундире и коньячного «мерзавчика».
Мне тогда было тридцать, а он, пожалуй, постарше — лет сорока. Лицо правильное, взгляд внимательный с небольшим прищуром и сразу вызывающий доверие.
Решили, что коньяк — напиток совсем уж десертный и подождёт. Приняли по стаканчику вина, закусили, и я пошел курить. Через полчаса, когда уже поели и выпили ещё по сто пятьдесят, я отправился на очередной перекур… Затем открыли коньяк и, уже не закусывая, попивали его совсем понемногу до самой ночи. Он не курил, а я, будучи человеком зависимым, то и дело ходил в тамбур и там дымил и дымил.
Наконец он спросил:
— Не мешает?
— Чего — курево? — уточнил я.
— Ну да… То, что ты не пьешь, я и так вижу.
— Мешает, конечно: голос садится, кашель, а мне петь. Это эстрадники курят и поют. Особенно хорошо им курить и петь под фонограмму, — пошутил я.
— Да, ты когда сказал, что в «Гнесинке» учишься, то я удивился: как так, ведь голос страдает…
— Страдает. Даже пневмония была. Не пел год. А как бросить? — Привязался.
И тут разразился он длиннющим монологом, и подпал я тогда будто под какой‑то гипноз. Говорил мой сосед чрезвычайно эмоционально, словно хотел вложить мне свои мысли и чувства прямо в мозги:
— Когда‑нибудь, рано или поздно, но почти все мы хотим бросить пить или курить, или мечтаем похудеть.
И бывает это всегда так: повоевал, отчаялся, разочаровался… Ну и снова принялся пить, курить и обжираться.
Почему же ничего у нас не получается? И почему каждый следующий подход или новая попытка перемен приводит лишь к обречённому унынию и раздражению на себя, близких, да и на весь мир? Так ведь?!
— Да, точно так, — прокурлыкал я.
— Так почему всё так грустно то?! Да всё потому, что надо не просто захотеть, и как‑то там поднапрячься, а в корне перенаправить подход к самой проблеме и даже, более того, вовсе изменить отношение к своей дальнейшей жизни и судьбе.
Необходимо однажды вдруг ужаснуться и понять, что если так будет продолжаться и дальше, то там — неподалёку, за очередным поворотом этого лабиринта — ждёт тебя печальный тупик и бесславный конец! И потому долго продолжать так жить и преумножать неудачи будет ошибкой, и ошибкой фатальной! Поспеши измениться, друг мой! И измениться как можно скорей!
Ни диета, ни ограничения с мучениями на месяц — другой не помогут. Всё должно быть именно по-новому, окончательно и навсегда. День за днём.
— Ну и как же это по-новому? — спросил я.
— А вот как…
Он замолчал и вдруг перешёл к совершенно другим интонациям: саркастично — безжалостным и даже беспощадным:
— Во-первых…
Надо ясно и безоговорочно уразуметь, что ты, дорогой друг, стал мутантом! Ты давно не в себе! Ведь только мутант чувствует себя полноценно и «в своей тарелке», когда покурит, нажрётся или зальёт глаза водкой, пивом, вином, коньяком. Ты же родился нормальным, совершенно цельным и независимым от табака или алкоголя! А что сейчас? А вот сейчас ты — оно — такое ужасное и мерзкое слово, определяющее твою нынешнюю сущность — МУТАНТ!!!
— Не, ну я ж почти не пью, я только курю, — было возразил я. Но он напирал, и было неважно, пью я или нет, всё это касалось любого порока. И он на всех парусах продолжал:
— «Я — мутант!» — такие осуждающие и обличающие мысли должны стать для тебя очевидны до их осязательного чувствования.
Во-вторых…
Если решил не обжираться, бросить пить или курить, то еда, алкоголь и сигареты должны находиться в лёгкой и прямой доступности. Ведь не пить и не курить — твой свободный волевой выбор. Никакого насильственного ограничения или запрета! В любой момент ты можешь выпить, закурить или наесться «от пуза», но ты (!) при всей полноте и свободе выбора этого не делаешь… Ты волен как поступить — делать или нет… и осознанно не делаешь! И тогда в своих глазах при таком величии свободной воли своей ты взрастаешь, будто на дрожжах! Ты герой! Ты герой для себя самого, ты это чувствуешь и знаешь, и уже ничья оценка или похвала тебе не нужны. Ты самодостаточен и волен!
