Екатерина, конечно же, была очень доверчивой и наивной, но позже, обретя жизненный опыт, всегда старалась маскировать свою слабость и даже безволие под мас-кой сильной и уверенной в отношениях со всеми, с кем её сводила жизнь.

* * *

Прошло пять лет. Катя закончила учиться, побывала замужем, и вот недавно развелась. И тут, при выходе из метро Рижская, останавливает её цыганка и пристально так, глядя в глаза, заявляет, что на ней сглаз, порча и ещё какое‑то страшное проклятие.

— Я так и знала! — шёпотом воскликнула доверчивая Катя.

— Сейчас, — сочувственно говорит цыганка, — Я тебе помогу, — и отводит в сторону…

Ну, а дальше — понятно: обручальное кольцо, серьги и все деньги плавно перекочевали к той самой «помощнице». Катя очень скоро очнулась, но это уже было неважно, волшебница утекла, как с «белых яблонь дым». Обманутая и обобранная молодая женщина шла по улице и плакала: «Какая же я дура! И так денег нет, и работы совсем нет! Кому артистки сейчас нужны, а тут ещё и… Правильно, что от меня муж ушёл, от наивной дуры, дуры, дурыыыы!»

Конечно, вспоминалось много чего глупого и несуразного. Ведь когда происходят радостные события, то следом на хорошее память всегда накидывает вуаль, а вот стукнет по башке как следует, так потом стучит и стучит, да чередой вся мерзость так и приплетается…, и приплетается.

Было и впрямь тяжело: в стране полным ходом шла перестройка, по улицам там и сям шныряли аферисты и жулики. Но Катенька, оттолкнувшись от самого дна отчаяния, взяла всё же себя в руки и после развода, быстро обучившись быту, окончила ещё и юридический институт, повторно вышла замуж и даже создала свою фирму модных тогда юридических услуг. С актерством у неё ничего не вышло, а вот с юриспруденцией вроде сложилось.

Не всё, конечно, было «голубым и зелёным». Родить и даже просто забеременеть не получалось никак. Вероятно, последствия того аборта были фатальны и шансов не оставляли. В итоге пара решила усыновить ребенка. Благо, близкая родственница работала в роддоме и при первой возможности помогла быстро оформить отказника. Через пять лет усыновили и ещё одного мальчика.

Вот так бывает… Не случилось своих детей, зато чужие обрели родителей. А старший недавно даже женился.

Катенька оказалась очень хорошей и ответственной мамой. Она много работала и никогда не говорила плохо о мужчинах. Иногда даже влюблялась в клиентов, романтически наделяя их необыкновенными качествами, и за завтраком или обедом, набив полный рот едой, мечтала, глядя в окно, забывая даже жевать…

С годами Катенька очень полюбила собак. Когда она рассказывала кому‑нибудь о своём декоративном карликовом пудельке, то ласково говорила: «Иногда я даю ему погрызть косточку — ведь он же всё‑таки собака и мальчик…»

Арбацкого она с тех пор больше не видела, зла на него не держала, и только иногда пыталась понять, был ли он в курсе деятельности того своего друга-гинеколога, и уж не грызли ль они иногда косточку вместе?…

Ко Дню Конституции

В советской армии она полагалась на обед во все дни государственных праздников.

5 декабря 1977‑го, как и год назад, мы с нетерпением ждали большую праздничную котлетку. В обычные дни котлет не давали, а потому все они были долгожданными и особенно вкусными.

Но неожиданно выяснилось, что Верховный Совет СССР собрался и принял новую конституцию, перенеся праздник с нынешнего 5 декабря на 7 октября следующего года. Сразу возникло подозрение, что вместе с праздником и котлету перенесли почти на год вперёд. Обидно! Они и 7 октября её зажали, и сейчас 5 декабря не дадут. Всем остальным служивым вроде ничего, а вот нашему призыву — хоть по весне и на дембель не уходи. Их там — законодателей — наверно, «жаба придушила», а мы будем обделены и растоптаны вопиющей несправедливостью!

Предчувствуя недоброе, мы вяло шли в столовку, шаркая «по-стариковски» сапогами, надеясь до последнего, что закон ещё не действует… Но не случилось — шиш нам всем, а не котлета!

Прошло месяца два. Память о новогодней котлете растаяла, а до 23 февраля было ещё далеко. Батальон сидел на квашеной капусте с картошкой, ну, иногда, разве что, чуть мяса с жилой или жиром дадут… И тут командование неизвестно на каком уровне приняло решение реабилитироваться. Впрочем, может, всё просто так само совпало… Но в воскресенье утром, когда всегда давали куриное яйцо, сваренное вкрутую, а к чаю иногда и калорийную булочку с изюмом, нашу роту построили и объявили, что сегодня в обед приедут корреспонденты из центральной всесоюзной армейской газеты «Красная звезда» и в столовой будут фотографировать, а затем опишут в статье процесс нашего солдатского кормления. Приказано было оперативно постричься, погладиться, нарядиться в парадную полушерстяную форму и очень ответственно отнестись к акту приёма пищи, изображая на лицах дружелюбие и чувство глубокого удовлетворения.

Тут я хочу заметить, что добрая половина сослуживцев была из деревень, и наше городское хроническое недовольство солдатской кухней вызывало у них открытое раздражение и недопонимание. Когда после безвкусной перловки все подолгу жевали прилагаемую к ней жилу с куском мяса и никак не могли прожевать, то мы — городские — это выплёвывали, а ребята из деревень упорно своё дожевывали и заглатывали. Нас же обвиняли в капризной избалованности: «Дома мы пару раз в год мясо едим, а тут кормят хорошо, мясо почти каждый день», — заявляли довольные селяне.

Это они жилы мясом называли. Что уж тут говорить про котлеты…

И вот начищенная, побритая, подшитая и переодетая рота строем подошла к входу в столовую, и мы ручейком, как обычно, стали проходить внутрь. В дверях с тревожным лицом стоял замполит и каждые три секунды, будто попугай, говорил проходящим одно и то же: «Ведите себя достойно! Ведите себя достойно…!» Видимо, он уже вполне знал и понимал, что нас там ждёт впереди. В зале приветливо и широко улыбаясь нас встречали как родных офицеры во главе с комбатом.

Корреспонденты щёлкали затворами фотоаппаратов, повара в белых колпаках и накрахмаленных халатах бегали и заглядывали входящим в глазки, сновали ещё какие‑то странные люди с бабочками на горле. Все чему‑то очень радовались и, очевидно, с перехлестом исполняли наказы своих командиров и начальников. За столами уже сидела первая рота. Они, как всегда и было заведено, пришли чуть раньше и уже ели.

Мы прошли к своим столам с лавками и, ожидая команд: «садись» и «приступить к еде», стали рассматривать, что там у нас сегодня на обед.

В то время давно уже вышел на экраны художественный фильм «Иван Васильевич меняет профессию». И тут оказалось, что сказочный стол с яствами самого́