Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо им — религиозным согражданам, верящим в мироточения, поясок, гво́здик и мощи разных чудотворцев. Но чтобы вот так, через все эти суррогатные костыли и штучки поверить, надо истинную‑то веру в Бога окончательно потерять… А я так не хочу, да и не могу. Уж лучше буду продолжать совестью мучиться. Бог милосерден — Он простит.
И на коленки припаду тогда, когда они сами невольно подогнутся.
Линия… (мистическая история)
Ленка глядела на это маленькое недельное, совсем беззащитное существо, и в голове выстраивалась этакая прямая линия от него до её, Ленкиных, шестидесяти пяти лет. Линия, конечно, была витиеватая с загибами, перекрутами, ответвлениями и загогулинами, но с такого громадного расстояния от точки до точки она казалась совершенно прямой, ровной и длинной.
«Надо же, у неё всё ещё впереди…, — подумала недавно состоявшаяся бабушка и чуть было не расплакалась.
Сын Ваня не хотел ни жениться, ни детей. Ленка и сама долго считала это нормальным, да и себя бабкой видеть не желала: «И какое смутное будущее у родившихся ныне? И что их ждёт, в чём перспектива? Самим бы до старости без больших проблем добраться. А там уж и в урну…»
У сына с восемнадцати лет ежегодно появлялись новые девушки, потом к тридцати — женщины, а в последние годы и вовсе не пойми кто. И всё никак, ни одна не удерживалась. Да и ей самой они не нравились так, чтобы глаз лег. По типажу Ваня выбирал всё одних и тех же: тощих, длинных, безгрудых и каких‑то безликих. Ну а чего ждать от моделей или стремящихся ими быть? На Ленкин взгляд все они казались недоделанными, малообразованными, безынициативными и какими‑то вялыми, что ли…
Сама‑то она, как раз была фактурной, я бы даже сказал модельной, наружности: высокого роста, стройная, с выраженной грудью, густые темно — каштановые волосы, милое лицо и лукавые карие глаза. Но главное — это изящные кисти и тонкие длинные пальцы рук… Нет, главное — это узкие элегантные щиколотки ног с высоченным подъемом. Одним словом, тут, сравнивая щиколотки и пальцы рук, я не берусь отдать чему‑либо первенство…
Воспитывалась и росла Лена в очень благополучной традиционной семье коренных москвичей с бабушками и дедушками. Окончила иняз и даже некоторое время спустя преподавала в МГУ. С самой молодости, да и всю сознательную жизнь, активно тусовалась в домах творчества, много ходила по выставкам и театрам, вела довольно богемную жизнь. Но, если вы подумали, что она была белоручкой, то вы сильно ошиблись. Елена на громадном загородном участке почти всё делала сама. Умела: косить, красить, копать землю; не гнушалась никакой черной работы. Ходила по магазинам, готовила обеды на всю семью и мыла посуду (правда, в посудомойке). Лена держала в полном порядке почти гектар земли и два дома, а в Москве — ещё и большую квартиру.
И, конечно, ей, барышне грамотной, знающей и понимающей, было не по себе от тех девиц, которых приводил Ваня, становившийся с годами всё увереннее и своенравней.
После смерти родителей, которых Елене Николаевне пришлось тащить на себе десять последних лет, образовалась естественная пустота. Сын вырос, муж почти всегда, исключая месяц в году, был за границей.
Самой выпуклой чертой характера Лены всегда была излишняя тревожность и обеспокоенность за судьбу и здоровье не только своих родных, друзей и близких, но и вообще всех, с кем была даже незначительно знакома. И тут сын, который был рядом и ближе всех, вобрал в себя ту освободившуюся силу и энергию, заняв место и родителей, и мужа, и друзей. При малейшем его отсутствии она с трудом находила себе место, прекрасно понимая, что толку от её беспокойства нет никакого. А уж когда он уезжал в рабочие командировки или отдыхать в горы, то нормальной жизни и подавно не было. И порой не зря… Однажды в горах у Вани случился приступ аппендицита, и его едва успели довезти до местной больницы, какая уж подвернулась. Конечно, мама ничего не смогла бы сделать, она и не знала‑то ничего, пока мальчик сам не позвонил из палаты после операции. Но страха это событие только прибавило. И даже не страха, а бесконтрольной паники, которая накатывала, если он, уезжая, не звонил пару дней.
Тут надо рассказать, что родился Ваня только через десять лет после женитьбы. Все эти годы они с Олегом (так звали мужа) ходили по врачам, колдунам и экстрасенсам, гадали на картах. Но и вердикт врачей был неутешителен, и колдуны бормотали что‑то невнятное, и беременность ни разу не наступала. Короче — «дело швах».
Спустя пять лет поехали от работы мужа в Берлин. Пока он трудился, Ленка сидела в берлинской квартире. Сидела, сидела и досиделась… На фирме образовалась любовница. Любовница на работе — это серьёзно: общие интересы, общие проблемы, разговоры и цели тоже общие. Ленка психанула и уехала в Москву.
А тут 90‑е, революция, развал, и всё кувырком.
Но подвернулся молодой и положительный человек при Жигулях. С ним как‑то вроде и утешилась в трудную годину. Андрей — журналист и впрямь был благополучный, терпеливый и внимательный ко всем Ленкиным капризам. А Ленка с ним была уж очень капризной… То спинку при ходьбе Андрюша неровно держит, то приглянувшийся ей прибрежный камень до дома никак не донесет, всё отдыхает… Камень и вправду красивый, но и не меньшая правда — больно тяжёлый. Несёт-несёт, устанет и спинку начинает сгибать… Ленка ему так тягуче и недовольно: «Андрей, спину держи! Не сутулься!» Он переживает, конечно, но несёт.
Очень внимательный к её капризам был… Очень…
Только пресный… Тоже очень…
«Ах, если бы Олежка был тут, так он, наверно, и пару таких утёсов приволок. И спинку бы держал». Олег — здоровенный и крепкий малый, сам, как валун. Они с Ленкой оба такие спортивные и требовательные, так придирчиво друг друга заставляли спинку держать, так себя изводили, что у обоих умопомрачение наступало. Вот она по инерции‑то и давай, нового кавалера мучить прежними фобиями. А, может, просто не очень‑то он ей и нравился…
Прошёл год или чуть больше. Андрея познакомили с родителями и друзьями, часто ездили на дачу, жили уже почти вместе. Словом, назревал официальный развод с мужем. И тут случилось…
Вот с тех пор, как тогда всё это приключилось, народная молва и по сей день так и слывёт: «Ленка родила от лося!»
«Как это?»— спросите вы. «А вот как», — отвечу вам я, не таясь…
Лето было в самом разгаре, смеркалось. Асфальтированное шоссе вилось через лес.
