–Глупо это, – не выдержал Хлыщ.– Ну что тебе денег не хватает купить какую-нибудь другую картину? Ведь ни перед кем не отчитываешься.

– Не суди о том, что в чем не разбираешься. Я хочу получить эту! Любой ценой. Я старею, а такие желания придают жизни стимул. Понимаешь? Ну, не жить же я ради того, чтобы обеспечивать наркотой зажравшихся малолеток.

Хлыщ тяжело вздохнул. Затея эта ему не нравилась с самого начала, но он знал, что лучше не спорить.

–Бабу бы лучше себе завел, – буркнул он.

Антиквар поморщился. Печальный опыт личной жизни отбил у него желание связывать свою судьбу с постоянной подругой. Семью и детей ему как законнику иметь не полагалось. А просто жить с женщиной, суетливой, навязчивой, стремящейся всегда настоять на своем, указывающей, что ему носить, как ему жить… А ласку и внимание только за дорогие подарки.

Нет, он не привык жить по чьей-либо указке. А продажная любовь – это удел профессионалок.

Душа требует чувств, но настоящих, неподдельных. Как на картине. Что может быть искреннее, чем горе матери, потерявшей сына?

–Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал он Хлыща, – Хочу эту картину. Точка.

Часть 26

Андрей Нарышкин

Страх заставляет

людей размышлять.

Аристотель.

Андрей спрятался среди гаражей в тайнике из ящиков, который построил еще в детстве для игры в прятки. Прогнивший и покосившийся, тот был цел.

Он долго не мог отдышаться и быстро стал замерзать. Раздетым и босиком осенней ночью на улице долго не выдержать. Ледяная земля жгла босые ноги. Его уже начала бить крупная дрожь от холода.

Без одежды он замерзнет. Что делать? Он выглянул из своего укрытия: улица была пуста.

Он перебежками добрался до мусорных контейнеров. Около них часто сваливали старую одежду. Так и есть – лежала груда тряпья. Он торопливо стал перебирать его, нашел старую с порванным рукавом куртку. Растянутый, но без дырок свитер. Какие-то штаны старомодные, но целые. И пару перекошенных ботинок. Вот бы еще носки, но вряд ли выносят их к мусоркам с благотворительной целью. Он с брезгливостью натянул найденную одежду. Чтобы бы увидеть на себя со стороны, он покрутился перед закопченным полуподвальным окошком. При слабом свете уличного фонаря на него смотрел типичный городской бомж.

В одежде он немного согрелся. Но ботинки жали и натирали ноги. Хорошо бы еще было бы найти шапку. И тогда до конца ночи можно перебиться даже на улице. А дальше? Вот и будет время обдумать, что ему делать дальше. Ему надо где-нибудь на время затеряться. В таком виде он не привлечет внимания разве только на вокзале. Какого только сброда там не бывает.

Он пошел на вокзал через дворы.

Зал ожидания был полон, там было теплее, чем на улице.

Андрей выбрал место в самом дальнем уголке, примостился на пустой скамейке. Он все яснее понимал, что оказался в безвыходном положении. Идти ему некуда, просить о помощи не у кого.

Сколько он сможет проторчать здесь? Без денег, голодный. Полиция будет его искать! Да и бандиты, вероятно, тоже. На работе его утром хватятся.

Но усталость победили тревогу. Он свернулся калачиком на скамейке, старался согреться – по огромному залу гуляли сквозняки. И задремал.

Проснулся Андрей от острого чувства голода. В зале было несколько буфетов. Но как поесть без денег? В голову роились невеселые мысли. Вспоминался тот день, когда он шел по улице с пакетом, в котором лежала похищенная картина, а он чувствовал себя героем.

Да, обладание ей дало ему несколько минут эйфории. А теперь он за них расплачивается. Отказался бы он от тех минут, чтобы сейчас спокойно спать в своей теплой постели? Да что рассуждать! Изменить уже ничего нельзя.

Навязчивый женский голос, объявлявший поезда, наконец, замолк. И он смог снова немного подремать.

Когда Андрей проснулся, наступило утро. Он пошевелился и застонал. От неудобной позы, в которой он спал, заболела спина, затекли ноги и руки.

Солнце сквозь огромные пыльные окна заливал вокзал рассеянным светом.

Ему еще сильнее хотелось есть. И пить. И другие естественные потребности давали о себе знать, а туалет на вокзале платный. Он вышел на платформу и долго бродил по закоулкам, пока нашел место, гарантировавшее ему одиночество на пару спасительных минут. После вынужденной прогулки есть захотелось еще больше. Он вернулся в зал ожидания. От многочисленных буфетов исходили невыносимо ароматные запахи жареного и печенного. Андрей снова вышел на улицу, но прохладный утренний воздух только усиливал аппетит. Такого острого чувства голода он не испытывал никогда. Он готов был вырвать кусок из рук медленно, словно нехотя жующих людей, сидящих за столиками у буфета.

Он заметил, что один из посетителей оставил на пластмассовой тарелке какую-то смесь, выглядевшую вполне аппетитно, и ушел. Он присел за этот столик, подождал немного, пододвинул к себе тарелку и стал глотать еще горячие объедки. Но они не насытили его, а только разожгли аппетит. Он подошел к другому буфету и стал осматривать жующих людей, в надежде, что еще кто-нибудь оставит на тарелке объедки.

И тут почувствовал тяжелый острокислый запах. Он обернулся – за его спиной стояли два бомжа – немолодые мужики с серыми немытыми лицами в затрапезной одежде. От них и шел этот острый запах давно немытых тел. Они угрожающе смотрели на него.

– Чего?? – испуганно спросил он.

– Вали отсель, – сказал угрожающе тот, что был повыше.

– А вам какое дело? – искренне удивился он.

–Вали,– прохрипел второй.

Вступать в спор он не стал – побоялся привлечь внимание.

И Андрей торопливо перешел во второй зал ожидания, там тоже был буфет, но и бомжи тоже. Мужчина и женщина с такими же, как у первых, грязными лицами с обтрепанной сумкой сразу направились к нему. Он поспешил уйти. От мысли, что поесть ему больше не удастся, чувство голода стало нестерпимым. Казалось, какое-то чудовище острыми длинными зубами рвет ему желудок.

Он попробовал снова подремать, чтобы убить невыносимо медленно тянувшееся время и не думаться над тем, что ему делать дальше.

Усталость и голод постепенно вытесняли страх. Ему так захотел вернуться в свою комнату. И он решил, что может так и сделать.

Ну, не сидят же полицейские или бандиты у него в комнате. Им и в голову не придет, что он вернется домой. Он проберется тихонько, поест, отоспится и решит, что делать дальше. Надо только проскользнуть незаметно, чтобы соседи не видели его.

Он легко убедил себя, что дома ему ничего не угрожает. Вокзальные часы показывали