Ненадолго повисшее изумленное молчание прерывается радостными возгласами ребят из второго отряда. Стоящий рядом Стрэттон смеется:

– Ну, можно и так, наверное. Снайпер устранен.

– Термобарические заряды вообще-то положено беречь для особых случаев, – говорит мне Бейкер на частоте команды. – Они дорогие.

– Беречь для чего? Я пару недель как из учебки, – отвечаю я. – Для меня попасть под снайперский огонь – нехилый такой особый случай.

И только когда весь отряд взрывается хохотом, я понимаю, что ответил по общему каналу связи.

* * *

Миссия завершается без всякого драматизма. Возвращаются пустые корабли, и второй взвод загружает гражданских, пока первый стоит на страже. Туземные революционеры, видимо, не решаются на второе нападение после побоища у ворот, и до конца нашего недолгого визита мы не видим на улице ни одной живой души.

Наконец десантные корабли готовы к отлету, и первый взвод отходит в сад у посольства двумя группами, которые поочередно прикрывают друг другу задницы. Это самая опасная часть миссии, и любой приличный тактик именно сейчас ввел бы тяжелую технику, чтобы расстрелять нагруженный транспорт, но у местных, похоже, уже не хватает духу, и мы поднимаемся на борт и отбываем целыми и невредимыми.

Вскоре после взлета корабли разворачиваются и возвращаются назад. Я чувствую вибрацию оружейных залпов, и несколько секунд спустя нас сотрясают несколько взрывных волн.

– Мы что, только что разнесли свое же посольство? – спрашиваю я сержанта Фэллон, сидящую через два места от меня.

– Ага, – подтверждает она. – Если уж мы все равно потеряем несколько миллионов, так лучше сжечь их самим, верно?

– Верно, – говорю я. – Но все равно это бессмысленная трата, нет?

Она смотрит на меня так, как будто я сказал что-то смешное:

– Война – это бессмысленная трата. Мы только что поломали хренову кучу чьей-то собственности. Не говоря уже о бедолагах, полегших зазря. Ты только помни, что они заварили эту кашу. Я-то с удовольствием осталась бы сегодня дома и выпила пивка в сержантском клубе.

* * *

Вроте Браво погибших нет. Одного из бойцов второго отряда, Гаррисона, сбил с ног первый выстрел снайпера, но его броня остановила пулю пятидесятого калибра. Такая штука вполне способна пробить щитки наших шлемов, и если бы стрелявший прицелился сантиметров на двадцать повыше, Гаррисон был бы мертв в ту же секунду. А так он отделался только синяком на груди, а снайпера разнесло на молекулы.

На современной войне гадать о результатах не приходится, и ни у кого нет шанса раздуть свои достижения и приписать себе придуманные подвиги. Компьютеры ТакЛинк записали битву с точки зрения каждого солдата роты, подсчитали количество убитых и проанализировали наши действия. Сержант Фэллон просматривает список убитых, который говорит, что я застрелил трех солдат противника из винтовки, это помимо снайпера, уничтоженного термобарической гранатой из моего подствольника. Честь устранения снайпера я делю с Хансен, но расчеты компьютера склоняются в мою пользу с вероятностью семьдесят пять процентов. Смерти настоящих людей, как на подготовке, сводятся к распечатанной табличке, только убитые не отряхнутся и не займут оборонительную позицию в следующем раунде. Сегодня я прервал жизни четырех человек, поставил точку в их биографиях, нажав на спусковой крючок.

Наверное, я должен бы серьезно поразмышлять об этом, задуматься, что эти солдаты так же, как я, хотели отслужить свой срок и получить за это деньги, но у меня не получается. Они пришли убить нас, а мы вместо этого убили их, и я не чувствую никакой вины. В чем-то это было похоже на коммерческую операцию – ничего личного, просто две группы наемных работников делали свое дело. Я не чувствую злости, или ненависти, или скорби по этим солдатам. Я ощущаю только радость успеха. Мы сразились с командой другого колледжа и задали им трепку. Я все еще дышу, мой дембель стал на день ближе, и это совсем неплохо.

Форт Шугхарт – как маленький городок. Все необходимое нам можно найти прямо на базе. Здесь есть кинотеатры, клубы, спортзалы и бассейны. В тихом уголке у границы базы есть даже парк, с утками в прудике, прогулочными тропинками и скамейками.

Когда мы в гарнизоне, рабочий день длится до пяти вечера. По будням мы тренируемся в поле, ходим на стрельбище, сидим в аудиториях и слушаем лекции или чистим оружие и экипировку, но ровно в пять работа официально заканчивается, и мы свободны до семи утра. Обычно мы ужинаем в столовой, а потом тусуемся в солдатском клубе, смотрим кино или играем в софтбол на накрытых куполом и отлично ухоженных стадионах за парком техники. Женатые и замужние возвращаются к семье в домики в жилом секторе базы, который выглядит как любой пригородный квартал за пределами КК, но большинство из нас, недавно завербовавшихся, холосты и живут в казарменных комнатах. Это немного похоже на колледж, только с пушками и униформами, и вместо тригонометрии и истории Северной Америки мы изучаем способы убийства людей и уничтожения их собственности.

Мне нравятся мои сослуживцы. Первый отряд больше старается, лучше работает вместе и проводит время веселее, чем все остальные. Видимо, блеск Медали Почета сержанта Фэллон переходит и на ее подчиненных, создавая негласную договоренность следовать высокому примеру. Почти все ребята в отряде забавные и общительные, с такими я хотел бы подружиться и дома. Здесь тебя не пытаются облапошить из-за СПП или таблеток с черного рынка. Только капрал Джексон, лидер команды Браво, чаще держится в стороне. Она редко ходит с нами в клуб выпить и поиграть в бильярд, нечасто смеется над чужими шутками или острит сама. Есть в ней что-то пугающее, и не только суровое выражение лица и татуировки вокруг глаз. Кажется, поддерживать себя в форме для нее даже важнее, чем для всех остальных, и почти все свободное время она бегает, отрабатывает приемы или изучает боевой устав на своем ПП.

Остальные члены моего отряда более дружелюбны. Стрэттон – главный шутник группы, Бэйкер задумчив и непринужден, Прист – фанат покера и бабник, а Патерсон – большой, глуповатый, добродушный качок. Филипс любит порой полизать нашивки – так говорят о тех, кто пытается задружиться с сержантами, – но он компетентен и всегда готов помочь с грязной работой, так что никто не обращает на это особого внимания. Хансен – самая красивая девушка в роте, и почти все парни – и кое-кто из девчонок – по уши в нее влюблены. Еще она мастер рукопашного боя, и поэтому ее обожатели предпочитают смотреть, а не трогать. Я не отрицаю, что на Хансен приятно взглянуть, но в моей голове все еще свежи воспоминания о Халли.

Халли.

Мы постоянно на связи через АрмНет и пишем друг другу почти каждый день. Ее учебное расписание во флотской школе забито до отказа, но она все равно находит время и пишет по ответу на каждые три моих сообщения. Она ненавидит зазубривать астрофизику и высшую математику и любит тренировки в невесомости, на которых флотские новички впервые познают особенности службы в космосе. Конечно, на всех звездолетах есть искусственная гравитация, но стажеры все равно должны научиться работать при отсутствии силы тяжести, как моряки старого, водного флота должны были уметь плавать. После флотской школы она на три месяца отправится на курсы пилотов десантных кораблей, а потом получит должность второго пилота в одной из множества боевых эскадрилий и год пролетает в левом кресле «Осы», прежде чем получит в распоряжение свою собственную. Я серьезно завидую ее карьере, лучшей, какую может получить контрактник с пятилетним договором. Халли проведет почти весь первый год службы за обучением, зато к его концу она уже станет младшим офицером и будет сбрасывать десантников и летать в атаку на военной машине весом в три сотни тонн. Я буду перестреливаться с агрессорами на старушке-Терре, а под командованием у меня спустя год будет только пара башмаков да винтовка на груди. Службу она закончит младшим лейтенантом флота – соответствует званию первого лейтенанта ТА, – а я в лучшем случае капралом, на восемь тарифных разрядов и целую кучу социальных слоев ниже нее.