Про Машку, давно напросившуюся в гости, поднять боевой дух и вообще поболтать по душам, я полностью забыла. Трель звонка беспощадно вернула память – раз уж Машка приехала, она добьётся, чтобы её впустили, без вариантов.

– У тебя чего вид такой помятый? Плохо спала, что ли? – она водрузила на стол пирожные и включила кофемашину, достав из холодильника молоко. – Кофе будешь?

На шум прискакала Алёнка, деловито сунув нос в бумажный пакет из кондитерской.

– Привет, тётя Маша. А у нас всю ночь был дядя из полиции. Вот только недавно ушёл, – и ресницами невинно хлоп-хлоп.

– Так, я не догнала сейчас. И что это было, позволь спросить? – теперь Машкины глазища стали, что два блюдца.

– Ты не поверишь, – кажется, придётся признаваться, а то хуже будет.

– Так ты попробуй, расскажи. Кто конкретно был-то?

– Серых, – Алёнка ответила за меня, сцапав любимое медовое и вещая с набитым ртом, – Он очень грустный был. Мне так показалось.

– Ах, ей так показалось! Ну-ну, – Машка развеселилась.

– Угу. Он маму жалел даже. Только я не поняла, почему, – и Алёнка вопросительно приподняла брови.

– Да! Почему? – Машка поддакивала.

– Знаете, девочки… Кажется, мы с ним выяснили, что он мой отец. Ну, в смысле, родной отец, – надо было видеть их лица.

– Ещё один дедушка? Класс. А мне обязательно любить его и всё такое? По-моему, он странный. И старый дедушка мне больше нравился, пока он не разлюбил меня сам, – Алёнка пожала плечами и ушла к себе, стряхнув крошки с пальцев.

– Объяснишь наконец? – когда Алёнка захлопнула дверь в свою комнату, Машка выразительно постучала пальцем по сиденью рядом с собой. – И что у вас такое страшное случилось с родителями? О чём она?

– Да мои разобиделись на Алёнку, что-то они сильно не поделили, пока меня не было, представляешь? Пока ещё не помирила их, но мы в процессе.

– Ясно. Ты извини, что я её к себе тогда не забрала… Как-то в голову не пришло сразу, а потом уже узнала, что её оформили в детдом. Да и не дали бы мне её… Наверное.

– Я и не ждала, Маш, ты чего.

– А знаешь, я тебе про Серых интересное расскажу. Тем более, он так бойко к тебе в родню набивается, вот и подумаешь, стоит ли брать. Ты же знаешь, что Алёнку нашли рядом с какой-то полоумной бабкой? Её даже допросить не получилось, мне ребята рассказывали, там совсем ку-ку.

– Ну да, мне Серых говорил про это.

– Так вот. Я хотела узнать подробности, думала, может, мы все что-то упускаем. Ты же помнишь, про что Ваня Волков рассказывал? Охотники на чудищ и вот это всё. Короче говоря, мне удалось пролезть в место, где её держат. Журналистов там, конечно, не любят, но контакт кое-какой я нашла. И знаешь, что всплыло? Когда к этой бабке пришёл Серых, она чуть на стенку не полезла от ужаса. Её насилу успокоили, так сильно она перепугалась, болезная. Представляешь? Бабуля подорвалась, как будто привидение увидала. Говорят, что в результате пришлось другого следователя просить бумаги оформлять, им же нужно было формально беседу нарисовать, а что напишешь, когда она отказывается даже смотреть на Серых, а с другими вроде бы связно лопочет.

– И чего? Может, ей его причёска не понравилась?

– Ага, как же. Только знаешь, что она твердила, когда Серых убрали подальше от неё? Только два слова, «это волк».

– И что это значит?

– Понятия не имею, но звучит жутко. Потом уже выяснилось, что Ваня Волков у нас очень даже мифический персонаж, на лекции ходил, со студентами тусовался, а в деканате про него и слыхом не слыхивали. Про брательников – тем более. Прикол, да? Вот тебе и волк! Она явно в теме про Ваню, понимаешь? Только с Серых не захотела общаться. Хочешь, я устрою вам свидание?

Уже издали завидев проходную, я засомневалась, правильно ли делаем, но Машка уверенно тащила за собой. Поток посетителей никак не регулировался, люди с пакетами и свёртками просто шли и шли через калитку у главных ворот, разбредаясь по дорожкам большой территории и стараясь не поднимать глаз – все понимали, какого рода тут контингент, и деликатно избегали ненужных встреч и узнаваний. И ни одного радостного, беззаботного лица.

В нашем корпусе обнаружилось несколько подъездов, и пришлось обойти по кругу здание из красного кирпича, пока мы не нашли тот самый, с правильными цифрами. На звонок спустилась крепкая медсестра, окинула нас оценивающим взглядом и спросила фамилию – полиция проявила чувство юмора, записав нашу неопознанную женщину, как Кукушкину. Маша назвала и зачем-то продемонстрировала пакет с апельсинами и соком. Та равнодушно кивнула и провела нас наверх, в маленькую комнату с двумя кушетками и железной дверью в отделение, и тут же ушла, обещав привести нашу бабулю.

Вернулась минут через пять, и я сразу поняла, почему её называли двухсотлетней. Да уж, хорошо, что Алёнку с собой не взяли, оставив дома одну. И дело даже не в коже, будто из мятой бумаги, больше всего похожей цветом на берёзовую кору. И не в клочках белоснежных волос, напоминающих пух. Глаза-щёлочки, утонувшие в ловушке глубоких морщин, они пригвождали к месту, заставляя чувствовать себя песчинкой перед поднимающимся ураганом.

Невозможно было даже разобрать их оттенок в этом холодном, резком освещении, но я поймала себя на том, что не могу оторваться и всё всматриваюсь и всматриваюсь, до головокружения.

Машка с беспокойством сжала меня за локоть и я очнулась, присела на кушетку, чтобы не упасть. Старуха послушно пристроилась рядом, покосившись на зорко надзирающую медсестру. Машка хотела сесть с другой стороны, но старуха вдруг повернула голову и бросила на неё один лишь только короткий взгляд, и Машка застыла, сделала пару шагов назад, да так и осталась стоять там, опустив глаза.

– А ты кто? – голос её неожиданно молодой, девичий даже, только очень глубокий, грудной.

– Здравствуйте. Вы меня не узнаёте? – глупо было сейчас спалиться перед персоналом, что мы вовсе и не знакомы, а ходим на свидания.

– А, ты ведунья… Вижу. Молодая совсем. А что пришла-то? Спросить что хочешь или так? Устала я совсем, мочи уже нет. Всё в тумане, путаюсь я, теряю себя.

– Да, бабушка, я спросить хотела. А вы меня не научите, как от оборотней спасаться? – даже не знаю, что дёрнуло так сказать, но бабуля наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то далёкому, только ей слышному, и вдруг одобрительно улыбнулась, покивала. Надо сказать, что от этой беззубой улыбки у меня мурашки побежали и я еле удержалась, чтобы не сбежать сию же секунду.

– Ну а чего не научить-то? Это же плёвое дело. Найди своего оборотня и с ним дружи. Делай, что попросит. Они там между собой сами разберутся, их волчья порода такая, чужую стаю трогать не будут. Только мамка твоя, она не порадуется. Она шибко их не любит. Их никто не любит, если честно. Они, как заноза, – и она затряслась странным, очень тихим смехом. Медсестра чуть нахмурилась и предупредительно подняла палец, дав понять, что мы её слишком разволновали и не стоит играть с огнём.