зажмурился – солнце било в глаза, отражаясь от иллюминатора соседней яхты.

Он полез за тёмными очками, но карман оказался пуст – очки Ray-Ban в чехле лежали на столе.

– Финн никогда не заметит подвоха от соотечественника, – произнёс Карвонен. – Я не устану это повторять.

18

Паула заглушила машину и теперь тишину нарушал лишь нескончаемый монолог Ренко – на сей раз посвященный концептуальному искусству. За короткую поездку он успел провести параллель между контейнером Паавали Кассинена и писсуаром Марселя Дюшана[14].

– А ты какое искусство предпочитаешь? У тебя есть любимое произведение? – полюбопытствовал Ренко, выходя из машины.

Паула вспомнила «Звёздную ночь» Ван Гога, которую видела в Музее современного искусства в Нью-Йорке. На тот момент она не знала о художнике ничего, кроме имени, но, увидев знакомую картину, чуть не расплакалась, сама не понимая отчего. Полотно словно вышло из рамы или, точнее, на какой-то момент проникло в её естество.

Сейчас репродукция «Звёздной ночи» висела у неё на стене, но уже так не будоражила. Максимум – вызывала грустное воспоминание о переживании, которое больше не повторилось.

Паула попыталась взглянуть на окружающий пейзаж глазами Ван Гога. Увидела следы кисти в высокой траве, иссохшей и пожелтевшей уже в разгар лета. Вверху полотна широкими мазками – палящее солнце. Здесь к жёлтому примешивались тонкие оранжевые линии. За сетчатым забором синели штабеля контейнеров, придавая пейзажу оттенок нереальности.

– Ну, не каждый обязан быть ценителем искусства, – голос Ренко, как показалось Пауле, прозвучал снисходительно.

Ивовые ветви прорастали через рабицу. К забору был прикреплён синий баннер, который наверняка надувался на сильном ветру. На баннере большими белыми буквами было написано: Basswood[15]. To же слово красовалось и на многих контейнерах.

Вдали за складской территорией виднелась стройплощадка с подъёмным краном, похожим на аиста, который несёт младенца в бетонной люльке в светлое будущее.

– Смотри-ка, и здесь люди работают, – пробормотал Ренко, тоже заметивший стройку.

Ворота были открыты. Возле будки охранника курил Лаури Аро. Рядом стояла миниатюрная женщина – они о чём-то беседовали в облаке табачного дыма. Потом женщина кивнула в направлении полицейских, и Аро бросил недокуренную сигарету в траву. Шагнув было в направлении Паулы и Ренко, он вернулся и затушил окурок ботинком. Паула с напарником стояли, одинаково прикрыв глаза от солнца.

– Что здесь делает Аро? – удивился Ренко.

– Хочет услышать наши вопросы. И особенно – ответы на них.

– Зачем?

– Он же юрист.

Аро подошёл и протянул руку, но вспомнил, что знакомство состоялось ещё вчера. Теперь он смотрел на свою ладонь так, словно она повинна в неуместном жесте.

– Надеюсь, моё присутствие никому не помешает. Я обязан быть в курсе всего, что имеет отношение к концерну, – пояснил Аро. – Скажите сразу, если хотите переговорить с госпожой Каакко наедине.

– Вряд ли это необходимо, – ответила Паула.

Женщина протянула Пауле руку и представилась.

Голос у Ритвы Каакко оказался низкий и хриплый, а маленькая ладошка – грубоватой. Женщина походила одновременно на дальнобойщика и на леди. Духи у неё были первоклассные, но надушилась она слишком сильно. Бежевый костюм с шортами выглядел дорого, однако ноги, обутые в модные туфли, были небритые.

– Госпожа Каакко – директор по логистике, – пояснил Аро.

– Это официальное название должности. Хански называл меня королевой контейнеров, – с гордостью сказала Каакко.

– Хански? – удивился Ренко.

– То есть Ханне с.

– Ханнес Лехмусоя, – строго добавил Аро.

Ему явно не понравилась такая фамильярность в отношении покойного главы концерна.

– Значит, его называли Хански? – спросил Ренко.

Паула не могла понять, Ренко намеренно заострил на этом внимание или просто не заметил реакции Аро.

– Нет, Ханнесу такое было не по нраву, – сказал тот.

– Для меня он всегда был Хански. Ему нравилось это имя, хотя, возможно, считалось, что это не так. У него было чувство юмора, – настаивала Каакко.

Она повернулась к контейнерам и жестом пригласила остальных следовать за собой.

Лёгкий бриз доносил с моря запах подгнившего камыша. По пути ветерок становился совершенно сухим, а в лабиринте контейнеров к нему примешивался запах ржавчины и высохшей травы. Дышать этим было тяжеловато.

На пустыре между контейнерами и стройплощадкой вовсю рос настырный подорожник.

– В каком-то смысле это святая земля – именно здесь всё и начиналось, – произнесла Каакко.

– Всё? – переспросила Паула.

– Карьера Хански… дело его жизни. Разумеется, это началось не прямо отсюда, но тем не менее с контейнеров, – пояснила Каакко свою мысль.

Лаури Аро хотел было что-то возразить, но передумал и просто предложил зайти в офис, прочь с жары. Капли пота выступили у него на висках.

– Я думала сперва провести небольшую экскурсию, раз уж у вас есть вопросы. Так вы лучше узнаете мир контейнеров.

– Отлично, очень интересно, – согласился Ренко.

Каакко с довольным видом повела их внутрь лабиринта, но почти тут же остановилась.

– Чуть не забыла… обратите внимание: контейнеры с раздвижными окнами!

Паула, Ренко и Аро обернулись и увидели контейнеры, в которых и правда были раздвижные окна.

– Они ведь не для грузоперевозок, – с вежливым любопытством заметил Ренко.

– Разумеется. Их арендуют для мероприятий – фестивалей и всего такого прочего. Вот рядом несколько контейнеров-туалетов. А там – офисные блок-контейнеры, – живо рассказывала Каакко, обращаясь в основном к Ренко.

Паула поглядывала на Аро, пытаясь понять, не жалеет ли он, что навязался составить им компанию. Экскурсия казалась бесполезной тратой времени, её можно было прервать и сразу перейти к делу. Но всё же Паула позволила Каакко продолжить – чтобы составить о ней разностороннее впечатление.

Ренко остановился и застучал пальцем по экрану телефона. Поймав удивлённый взгляд Каакко, он пояснил, что делает записи. Та с нетерпением ждала возможности продолжить.

Пройдя ряд специальных контейнеров, они очутились в узком проходе, по обе стороны которого стояли в два этажа контейнеры для морских перевозок. В конце прохода нещадно светило солнце, и Паула попыталась нащупать на лбу очки – но те остались в машине.

Каакко объясняла значение букв и цифр на стенках контейнеров – по её словам, в этих обозначениях скрывалась история путешествий по всему миру.

Ренко вбивал в телефон ряды цифр и аббревиатур, смысл которых он едва ли сможет вспомнить уже через час. Паула поняла, что Каакко не просто разбирается в маркировке. Она действительно знала об этих контейнерах всё – вплоть до того, что, куда и когда в них перевозили.

Аро промокнул платком вспотевший лоб, к которому прилипли волосы. Он снова предложил переместиться в офис, но эту инициативу заглушили вопросы Ренко.

– Стало быть, НС – это High Cube?

– Да, то