– Что с бабушкой и дедушкой?

– Юристы дали Смитам зеленый свет вызвать их на допрос. Они отвезут Мерсеров-старших в один из филиалов. На случай, если адвокаты попытаются к чему-то придраться, подъедет агент из балтиморского отделения.

– Хорошо. Но мы же ФБР, мы по определению на федеральном уровне. С чего они решили уполномочить не федеральных агентов из Вирджинии, а агента из Мэриленда, который даже не работает над делом?

– Полагаю, их адвокаты попытаются зацепиться за каждую возможную мелочь, даже зная, что ничего не получится. На всякий случай лучше быть готовыми ко всему.

Во время быстрого завтрака мне рассказывают новости: информацию, которую слишком долго передавать текстовыми сообщениями и которая, полагаю, уже известна Брэну. Вообще-то ее не так уж много, а я мало чем могу поделиться в ответ. Что делать, когда колеса автомобиля вертятся, но он не трогается с места?

Если вы член этой команды, то продолжаете работать, пока не приказывают остановиться – или, возможно, чуть дольше.

– Пойду переоденусь, – объявляет Касс, отчаянно зевая.

– Отличная идея. – Мерседес встает. Странно, что я только сейчас заметила, что она при полном макияже, но в сине-желтой спортивной футболке для пробежек «Федеральный Бабский Расследователь».

Наверное, стоит вздремнуть.

– Элиза?

– Да, Вик?

– Когда покажешь Эддисону, где ты закончила ночные поиски, чтобы он мог продолжить с того же места, отправишься ко мне в кабинет и выспишься. Обсуждению не подлежит.

– Хорошо.

– Важно, чтобы ты… что?

– Я сказала «хорошо». – Зеваю так широко, что болит челюсть, и отряхиваюсь, как собака. – Устала. И мало чем помогу расследованию, если мои глаза будут закрываться каждый раз, когда гляжу на экран.

– Вот и отлично.

Впрочем, Хановериан выглядит слегка сбитым с толку.

– Тебе было бы лучше, если б я возражала и ты мог пустить в ход все свои доводы?

– Тихо.

Вошедшая в конференц-зал Уоттс протягивает мне горячий шоколад, затем Брэну – чашку с его топливом и ореховое латте – Вику. Последний старательно притворяется, что предпочитает черный кофе.

– Элиза Стерлинг.

– Я не нарочно.

– Элиза Стерлинг.

– Это правда! Я открыла файл, в котором составляла список, и просто… ну… увлеклась.

– Элиза Стерлинг.

– Я прошу прощения!

Вик бросает взгляд на Брэна:

– Впечатляет. Элиза так ведет себя и с тобой тоже?

Уоттс недовольна.

– Сейчас воскресное утро, даже девяти нет, и мы не будем обсуждать, как Элиза ведет себя с Эддисоном. Уж точно не в день Господень.

Я гогочу; Вик ярко краснеет. Румянец на лице Брэна не так заметен из-за смуглой кожи, но не менее сильный.

Уоттс смотрит на меня, вскинув брови. Для женщины за пятьдесят она на удивление озорная.

– Эддисон, так ты собираешься укладывать ее спать?

– Madre de Dios[37], – бормочет он, спрятав лицо в ладони.

Как только команда Уоттс выходит с Рамирес и Кирни на буксире, а Вик направляется обратно в свой кабинет, чтобы удостовериться, что там найдется чистое одеяло, я посвящаю Эддисона в результаты моей случайной ночной смены. Потом он берет меня за руку и ведет в кабинет Хановериана; пальцы наших соединенных – так, чтобы другие не видели – рук переплелись. Вик открывает дверь, указывает на меня, на свой диван и, насвистывая, проходит мимо нас с ноутбуком и кипой материалов расследований. Он оставляет ведущую в конференц-зал дверь открытой, так что мы слышим свист, даже когда Вик скрывается из виду.

Брэн закрывает за ним дверь кабинета и наваливается на нее спиной; его руки ложатся мне на бедра, притягивая меня ближе. Выражение его лица меняется, маска профессионала сброшена. Он выглядит несчастным. Ничего не говорю – просто прижимаюсь и утыкаюсь лицом ему в шею.

– Утром Вику позвонила агент Дерн, – бормочет он, уткнувшись мне в волосы.

– Дракониха?

– Именно. Она сказала, что, учитывая специфику дела, типаж жертвы и время года, аналитики и отдел кадров рассматривают перевод меня на канцелярскую работу на несколько недель.

– Но ты и так уже работаешь не в поле.

– Они имеют в виду отстранение от дела.

– И что думаешь?

Долгую томительную секунду Брэн молчит, однако его объятия становятся крепче.

– Я понимаю, что это разумно, – наконец говорит он. – Но мне это не нравится. Хотя это дело очень… даже при том, как это дело…

– Лучше работать над этим делом дорогой ценой в эмоциональном плане, чем не работать над ним и переживать и за Бруклин, и за Фейт?

Он вздрагивает, услышав имя сестры. Мы уже наловчились не упоминать его и позволять Брэну самому решать, хочет ли он говорить о Фейт или нет. Как правило. Иногда упоминание просто необходимо. Впрочем, через минуту он кивает.

– Какой фактор будет решающим?

– Время. Хеллоуин.

– Хеллоуин или конец месяца?

– Это одно и то же.

– Только контекст совершенно разный.

Фейт пропала пятого ноября, так что логично, что Брэна отстраняют от дела в конце октября. Однако Хеллоуин стал последним значительным событием в совместной жизни Брэна и Фейт. Если б выбор даты зависел от меня, я скорее предпочла бы тридцатое октября. Не потому, что разница в один день как-то повлияет на уровень стресса, а потому, что если уж решаешь отстранить Брэна от дел, чтобы он утонул в воспоминаниях, то пусть, по крайней мере, сначала это будут хорошие воспоминания.

И до этой даты осталось три дня.

– Ты ведь знаешь, что мы с тобой, верно? Что бы ни случилось?

– Да, знаю. – Его пальцы пробегают по моему позвоночнику, по плечу, обводят подбородок. – Поспишь?

– Надеюсь, что да. Уж точно постараюсь.

Раздается стук в окно. Что за… ах да, жалюзи подняты.

– Если б вы двое уже наконец съехались, вам незачем было бы нежничать на работе, – произносит женский голос.

Мы оба поворачиваемся и показываем окну средние пальцы. Кто бы там ни находился, в ответ она лишь смеется и продолжает путь.

Мы с Брэном встречаемся достаточно долго, чтобы у людей возникли определенные… полагаю, лучше всего назвать это ожиданиями. Особенно после покупки Дома. В нашем отделе популярно мнение, что Эддисон либо уже сделал предложение или приглашение переехать к нему, либо неминуемо сделает. Мы ни разу не заговаривали о совместной жизни. И о свадьбе. И о предложении руки и сердца.