– Может, и не должно, но случилось. Станция оплатит ремонт.

– Это ты готов платить, а не Уоррен. Уоррен удавится за каждый пенни.

– Не забывай, – сказал Сэмми, – Уоррен Снайдер мертв. И та штука, которая выглядела как Уоррен, тоже мертва, а ее странные кишки лежат в студии на полу. Так что я теперь главный.

Стараясь не смотреть на Сэмми, Мэйсон мрачно сказал:

– Мы все умрем.

– Я в это не верю, – ответил Чакрабарти.

– Ну а я верю.

– Я тебе этого не говорил, – промолвил Сэмми, – но у меня большие планы на тебя и твое шоу.

– Это конец света. После конца света не будет никакого радио.

– Это не конец света. Это национальный кризис, только и всего. Если мы соберемся и защитим эту станцию, сможем предупредить о том, что здесь происходит, тогда лишь переломим ситуацию. Я всегда был оптимистом, знаешь ли, и мой оптимизм постоянно оказывался оправданным.

– Ты не просто оптимист. Ты сумасшедший.

– Я не сумасшедший, – сказал Сэмми. – Я американец. Эй, ты же тоже американец. Где твой дух победителя? Слушай, я планирую расширить формат твоего шоу, сделать его более эмоциональным, глубоким, реально дать тебе расправить крылья. Я хочу шире его рекламировать. С твоим талантом и моей твердой решимостью мы можем довести это шоу до регионального синдиката, потом национального, взять не пять других станций, а сотни. Ты можешь быть мужским вариантом доктора Лоры. Более гуманистичным доктором Филом.

– Я не доктор.

– Будешь им, если я скажу. Так и работает радио.

Несколько снежинок влетело в разбитое окно и затанцевало в белесом паре от их дыхания.

Сэмми было холодно. Стоять костлявыми коленями на тонкой обивке потолка оказалось больно. Странный угол заставлял его чувствовать себя героем одного из переворачиваемых снов в фильме «Начало». Но он улыбнулся и похлопал Мэйсона по плечу самым дружеским образом, словно говоря: «Я здесь ради тебя».

Нагнув голову вперед и скосив глаза вниз и в сторону, чтобы лучше видеть своего программного режиссера, Мэйсон сказал:

– Я высокий, и у меня телосложение футбольной звезды, так что люди считают меня крутым. Я не крут, Сэмми. Не думаю, что мне хватит силы справиться с давлением национального вещания.

– Моей крутости хватит на двоих, – заверил его Чакрабарти. – И ты хотя бы слышал свой голос? Тембр, естественная реверберация, отличная дикция, это талант, Мэйсон. Ты не можешь выбросить такой дар на помойку.

– Ну, не знаю, – с сомнением пробормотал Мэйсон. – Иногда я вроде как слишком пищу.

– Поверь мне, большой парень. Слушай, если ты собираешься делать одно из тех шоу о летающих блюдцах, параллельных мирах и тайных цивилизациях под морем, то ты очень ошибаешься по поводу того, что нам сегодня нужно. Все подумают, будто это обычная хохма. Но твое шоу – оно близко людям, люди впускают тебя в свои жизни, полностью, они доверяют тебе, они прислушиваются к твоим советам, восхищаются тобой. Они любят тебя, Мэйсон. Для своих слушателей ты друг. Они считают тебя семьей. Если ты скажешь своим слушателям, что монстры, сделанные в какой-то лаборатории, способны притвориться людьми и захватывают Рейнбоу-Фоллс, тебе поверят. Моему голосу они не поверят. Я для них звучу как школьник.

Ведущий ток-шоу, закрыв глаза, повис – или держался – вниз головой и долгое время молчал, как большая перепуганная летучая мышь. А затем спросил:

– Они меня любят?

– Они тебя обожают.

– Тогда я сделаю все, что смогу. Я правда попытаюсь им помочь.

– Вот за это они тебя и обожают.

– Это ужасная ответственность – давать советы.

– Ага. Я знаю. Уверен, что это будет трудно. Но ты же щедрая натура.

– Я всегда опасался, что кто-то из них поймет мои слова неправильно.

– Не поймут, Мэйсон. Ты очень ясно выражаешь свои мысли.

– Я боюсь, какая-то жена вроде как, ну, понимаешь, неверно поймет мой совет и пристрелит своего мужа.

– Такое почти случилось всего один раз, – подсказал ему Сэмми. – И почти произошло. Но не случилось же.

Мэйсон, не открывая глаз, пожевал нижнюю губу. И наконец сказал:

– Орсон Уэллс продал ту безумную историю Жюля Верна в 1930-х. Полстраны поверило, что это правда, а им читали глупую научную фантастику.

– «Война Миров», – сказал Сэмми, не исправив Мэйсона по поводу того, что написал это не Жюль Верн, а Герберт Уэллс.

– Он этим прославился. То была просто глупая фантастическая повесть, но он прославился. А это настоящее.

Сэмми, улыбнувшись, кивнул, хотя Мэйсон до сих пор жмурился.

– К тому времени как все это закончится, ты станешь знаменитым. Интернациональной звездой. Не просто звездой, Мэйсон. Не просто звездой – героем.

Мэйсон покачал головой:

– Я не гожусь в герои. И не стану героем, просто потому что ты сказал, что можешь сделать меня доктором.

Сэмми замерзал, настолько, что голос стал дрожать в такт дрожи тела. Ему хотелось схватить звезду эфира за уши и трясти, чтобы тот понял – происходящее не терпит отлагательства, между тем Чакрабарти хранил спокойствие.

– Да, Мэйсон, ты герой. Героем тебя сделать даже проще, чем доктором. Некоторые люди могут захотеть увидеть диплом колледжа, подтверждающий твою докторскую степень, из-за чего нам пришлось бы покупать тебе диплом в каком-нибудь онлайн-университете. Но если мы скажем, что ты не просто спас мир, а в то же время сражался с ордами жестоких клонов, пытавшихся захватить KBOW, – вспомни, у нас уже есть четыре их трупа, – никто не станет сомневаться в том, кто ты есть.

– Барт и Ральф. Они-то узнают.

– Барт и Ральф станут частью команды Мэйсона Моррелла. Их карьеры взлетят вместе с твоей. Они подыграют.

– Не думаю, что они согласятся.

– Согласятся.

– Я так не думаю.

– СОГЛАСЯТСЯ! – рявкнул Сэмми и тут же добавил: – Извини. Я просто злюсь, потому что ты постоянно себя недооцениваешь. В эфире ты всегда такой уверенный.

– То в эфире. А это жизнь. – Он открыл наконец глаза. – Но я, наверное, сделаю то, что ты хочешь.

– И больше не попытаешься убежать?

– Нет. От этого я не сбегу. Некуда бежать. Теперь я это понял.

– Мой герой, – сказал Сэмми.

– Дверцу, по-моему, перекосило. Если ты отступишь, я проползу мимо приборной панели и выберусь из пассажирской двери.

Чакрабарти улыбнулся:

– Давай делать радио.

– Да. Давай делать отличное радио.

– Бессмертное радио! – объявил Сэмми.