В момент исчезновения гиганта, который собирался разобраться с непонятно каким количеством лабораторных монстров, ожидавших звонка в дверь, Мэйсон утратил свои фирменные уверенность и бесстрашие. Голосом, взлетевшим на две октавы, он сказал:

– Я не собираюсь умирать, как загнанная крыса, в этом занюханном городишке и в этой АМ-вещалке.

Шагнув вперед, он наступил на что-то бледное из разбросанных внутренностей твари с обликом Уоррена Снайдера, отчего издал почти девчоночий визг ужаса. С отвращением вытирая ботинок о ковер, Мэйсон зашаркал по комнате, прошел через открытую дверь коридора и повернул налево, прочь от студии вещания.

Ральф Неттлс заметил:

– Он же откроет входную дверь. И нас из-за него убьют.

А Барт Когборн, лишенный своей привычной рекламной говорливости, добавил лишь:

– Ох.

Сэмми Чакрабарти двинулся вперед еще на слове «входную». Он выскочил в холл в тот момент, когда Мэйсон потянул на себя дверь приемной. И крикнул: «Мэйсон, нет!», – но ведущий ток-шоу не остановился.

У входной двери Сэмми настиг свою добычу, как раз когда Мэйсон отпирал замок. Сэмми схватил его за пояс и попытался оттащить назад, сбить с ног. Но в Чакрабарти было пятьдесят девять килограмм при ста семидесяти сантиметрах роста, а в Мэйсоне сто восемьдесят пять сантиметров и девяносто килограммов, так что даже самая разудалая попытка отчаянного радиовладельца не могла компенсировать преимущество ведущего в размере. Мэйсон распахнул дверь и нырнул в снежную ночь с Сэмми, пытающимся взобраться ему на спину.

Чакрабарти всю сознательную жизнь мечтал стать мультимиллионером посредством радио. Он никогда не хотел быть ковбоем в родео, но немного опыта в этой области пригодилось бы ему сейчас, когда он пытался удержаться на широкой спине своей звезды эфира, словно ездок на крупе быка. Мэйсон фыркал от злости и паники, поводил широкими плечами, изгибался и напрягался.

В свете парковочных фонарей со своей постоянно дергающейся и вращающейся точки обзора Сэмми заметил большой белый фургон с темно-синей кабиной. Увидел, судя по всему, мертвого человека, распластанного на заснеженном тротуаре, хотя, наверное, не совсем человека, а такого же дубликата, как тот двойник Уоррена Снайдера, в животе которого нашлось нечто, похожее на рыбьи части и соус Альфредо. Он увидел Девкалиона, поднимающего второго человека вверх над головой, что казалось нереальной задачей, реализовать которую не удалось бы и самому великому Бастеру Стилхаммеру, суперзвезде реслинга, да он бы и не стал делать это даже в хорошо срежиссированной постановке. Но затем Сэмми на секунду потерял татуированного гиганта из виду, а когда увидел снова, чудо с татуировкой влепило второго репликанта в радиатор грузовика, наверняка раздробив этому созданию позвоночник.

Рубашка Мэйсона порвалась. Сэмми слетел со своего «скакуна», приземлился вниз лицом, проехал немного по снегу и нос к носу остановился у чего-то, что оказалось мертвым репликантом. Из ноздрей этой штуки струился мерзкий голубой газ, попавший Сэмми прямо в рот.

Когда Сэмми, с омерзением отплевываясь, откатился от жуткой твари и поднялся на колени, его впервые в жизни посетила мысль о том, что, похоже, мама с папой, эмигрировав из Нью-Дели, все же совершили ошибку. Возможно, современная Америка была слишком дикой для того, чтобы ее оседлать, не просто разъяренным быком, а бешеным быком, состоящим из одних копыт, рогов и бугрящихся мышц.

Сэмми питал сомнения ровно до момента, когда встал на ноги. Мэйсон как раз забирался за руль своей «Тойоты-Секвойи», последней в ряду припаркованных машин, а Чакрабарти был единственной альтернативой голосу в эфире, который мог предупредить Рейнбоу-Фоллс и всю страну о вторжении (или что там еще) Стэпфордских людей (или что они там такое). Час спустя бедняга Барт Когборн наверняка все еще не сможет произнести ничего, кроме «Эм… эм… ох», а Ральфу Неттлсу, хотя он и был хорошим человеком, надежным парнем, далеко до серебряного оратора. Сэмми тоже не звучал ни гиком, ни троллем, ни писклей, между тем он не обладал поставленным голосом. Он не являлся талантливым ведущим, он был талантливым управляющим. Ему не далась бы и половина убедительности Мэйсона.

Внезапно Сэмми снова вдохновился энергией своей личной американской мечты.

Не только ради жителей Рейнбоу-Фоллс (которых очевидно уничтожали) и не только ради будущего человечества (висевшего на волоске), но и ради Синдиката Чакрабарти (который пока не создан, но однажды завладеет всем АМ-диапазоном страны), Сэмми захромал к «секвойе». Он собирался вытащить Мэйсона Моррелла из внедорожника или же быть забитым до потери сознания в процессе своей попытки.

К счастью, Девкалион достиг машины не только первым, но и вовремя. Двери джипа были заблокированы, однако прежде, чем Мэйсон сумел завести мотор, гигант подсунул свои большие руки под бок авто, схватился за раму и с усилием, заставившим его взреветь от боли или ярости, а может, от того и другого вместе, оторвал от земли пассажирскую сторону. Девкалион налег, еще раз налег, а потом перевернул «секвойю» на крышу.

Часть руки, лежавшая на полу в фойе дома начальника полиции Рафаэля Хармильо, состояла из большого пальца, указательного, соединявшей их ткани, называвшейся анатомической табакеркой[17], и мясистого основания большого пальца. Кончики большого и указательного пальцев были прижаты друг к другу, словно в жесте «ОК».

Фрост не знал, специально ли кто-то сложил их таким образом или жуткий жест вышел ненамеренно. Но в любом случае находка его не веселила.

Большинству копов не хватало острого черного юмора, когда они входили в ряды стражей порядка, однако в качестве психологического защитного механизма такое чувство развивалось довольно быстро. И все же Фрост подозревал – ни одна находка в этом доме не пощекочет темную часть его механизма веселья.

Проеденные края плоти выглядели так же, как и у оторванной ноги из гостиной. Бескровными. Глазированными, но изъязвленными. И плоть была неестественно бледна.

Даггет щелкнул выключателем, осветив открытую лестницу. Во время охоты лестницы – это хуже всего, не важно, вверх они вели или вниз. Ты оказывался уязвим сверху и снизу, тебе не за что было нырнуть, некуда идти, кроме как прямо по линии огня, потому что повернуться спиной и бежать – еще более надежный билет в морг.

Поднялись они осторожно, но быстро. Даггет шел первым, спиной к изгибу стены, сосредоточившись на верхней площадке. Фрост следовал в шести шагах позади, контролируя фойе внизу: хотя они и проверили первый этаж, за ними все равно мог кто-то пробраться.

Они больше даже не перешептывались. Им не о чем было говорить. Отныне осталось лишь ориентироваться на то, как будут развиваться события.