– Используй ее, используй ее, используй ее!

Строитель впитала плачущую женщину еще яростнее, чем других пациентов, а затем переработала ту, что лежала после разряда шокера на полу, с невероятной жестокостью, отчего радость Джона почти перешла в экстаз. Природа самой программы членов Коммуны делала для него невозможными все виды радости, помимо счастья от эффективного разрушения. А потому он полностью отдался этому опыту и его понесло, как некоторых членов секты пятидесятников во время службы, хотя причины буйного ликования Джона являлись совершенно иными. Он бил себя кулаками в грудь, таскал за волосы, извивался, бился, нес околесицу, бессмысленные слова лились из него, пока он не заткнул сам себя, вцепившись зубами в кулак правой руки.

Джон осознал, что сестра Ньюбури наблюдает за ним с выражением почти неодобрения, но ему было все равно. Это дозволенная ему радость, она нужна ему, необходима. Он чувствовал: то, как отдался этой радости, – оправдано. Поскольку пациентов убивали и перерабатывали, ему в тот момент не требовалось никого удерживать, в краткий миг спокойствия между разрушением Строителя и актами творения.

Отверстие без зубов и губ сформировалось в аморфной массе Строителя, и оттуда к потолку полетел поток серой жижи, которая прилипла, прожгла пластик, тут же став толстой узловатой веревкой. На конце этого якоря начал формироваться кокон, по мере того как миллиарды наноживотных, занимаясь множеством различных задач, трудились в унисон, выстраивали утробу, из которой со временем появится очередная машина для переработки человеческого мусора. Они наполнили кокон собой, а также измельченной субстанцией четверых пациентов, ставших сырьем для постройки очередного Строителя.

Когда нынешний Строитель начала вешать второй кокон, экстаз Джона Мартца достиг своего пика и схлынул, переходя в куда более спокойное, но невероятно сладостное удовольствие. Он стоял неподвижно, охваченный благоговением, и все еще кусал свой кулак, поскольку укус отображал его глубинное желание лучше, чем все предыдущие хаотичные движения и околесица. Если бы он мог получить исполнение любого своего желания, он пожелал бы только одного: быть Строителем, вгрызаться в человеческую плоть как тысяча цепных пил, поглощать их и делать из ненавистного рода машины для убийства, которые уничтожили бы еще больше им подобных.

Он хотел пожирать людей заживо.

И осознал, что не должен выражать это желание перед сестрой Ньюбури или кем-либо другим. Такая страсть была оскорблением Виктора, сотворившего его таким, как он есть, а он должен быть навеки предан и благодарен создателю. К тому же один из принципов культуры Коммуны заключался в том, что каждый из них абсолютно равен всем остальным, никто и ни в чем не был умнее, сильнее или лучше других.

То, что Джон вообще смог грезить о том, чтобы стать Строителем, неизмеримо более эффективным и смертоносным в сравнении с любым из членов Коммуны, означало его стремление к росту, следовательно, у него была способность, превозносящая Джона над всеми остальными членами Коммуны.

Джон хотел пожирать людей заживо. Как можно больше людей.

Но это было не так уж плохо, пока он не задумывался обо всем слишком уж глубоко. Если он позволит себе зациклиться на том, каково это – являться Строителем и перерабатывать человеческую плоть в машины геноцида, он не сможет быть эффективным членом Коммуны. Неэффективность – их единственный грех.

Когда нынешний Строитель закончила второй кокон, она вернулась в форму прекрасной юной женщины, вновь одетой, и вышла из комнаты. Бросив на Джона взгляд, казавшийся ему неодобрительным, сестра Ньюбури тоже вышла.

Джон ненадолго остался на месте, любуясь парой коконов. Он как раз хотел уйти, но заметил нечто, лежащее на полу под одним из кресел, почти скрытое подставкой для ног.

Откатив кресло, Джон опустился на одно колено и увидел человеческое ухо, лежащее раковиной вниз на виниловой плитке. Тыльная сторона уха была гладкой, не оборванной, словно никогда и не крепилась к голове, а значит, не могла быть отрезана, однако вначале эта странная деталь не показалась ему важной.

Во время всех других работ по разделению и переделке, свидетелем которых он сегодня был, Джон ни разу не видел, чтобы Строитель проглядел даже крошечный кусочек человеческой плоти. Неиспользование целой части тела наверняка квалифицировалось бы как неэффективность.

Перевернув ухо на ладони, он увидел доказательство чего-то худшего, чем неэффективность. В складках и завитках, ведших к внешнему отверстию слухового канала, находились человеческие зубы, но они не просто лежали, а были встроены, росли из уха. Эта раковина из плоти и хряща не была обрывком кого-то из четверых пациентов, она могла быть лишь созданным объектом, произведенным Строителем во время переработки и… выплюнутым. Скорее всего, зубастое ухо было создано непроизвольно, наподобие того, как человеческие мочевыводящие пути не намерены образовывать камни в почках, пока не сотворят их. Это было доказательство нарушения работы Строителя.

Единственным грехом являлась неэффективность, величайшей неэффективностью была некорректная работа. По сравнению с этим желание Джона стать Строителем и пожирать множество людей казалось теперь незначительным. В конце концов, его желание никогда не могло быть удовлетворено. Он являлся тем, кем был, и никем иным быть не мог. Следовательно, осознание своего желания не приводило его к некорректной работе. Но этот Строитель критически неисправен, если создал такое жуткое ухо и выплюнул его вместо того, чтобы использовать ткани в порученной работе.

Джон почувствовал себя лучше.

Ему, наверное, следовало доложить о нарушении Строителя. Но ни одно правило не требовало от него такого поступка, скорее всего, потому что Виктор не верил в то, что Строители могут испортиться.

В процессе развития только члены Коммуны иногда ломались, на чем-то зацикливаясь. И даже эта проблема также была решена: идентификацией потенциальных одержимых и уничтожением их до выхода из Улья.

Если Джон доложит о Строителе, сестру Ньюбури тоже попросят предоставить отчет. И она может отметить экзальтированную реакцию Джона на работу Строителя, после чего к нему обратятся с просьбой объяснить свои действия.

Он вновь и вновь переворачивал ухо в руке. Провел большим пальцем по изгибу зубов в мясистой раковине.

И решил, что лучше не доносить на Строителя.

Прежде чем заняться выполнением следующего задания, он откусил мочку уха и прожевал ее. Интересный вкус.

На парковке KBOW, после того как Сэмми Чакрабарти убедил Мэйсона выбраться из перевернутой «секвойи» и когда они с Бартом вернулись на станцию, Девкалион спросил у Ральфа Неттлса, какая из машин принадлежит ему.

Все еще потрясенный волшебным исчезновением гиганта из инженерной и тем, насколько легко он перевернул «тойоту» Мэйсона, Ральф помедлил, прежде чем указать на трехлетний черный «Кадиллак-Эскалада».

– Мы поедем к тебе и заберем упомянутое тобой оружие и боеприпасы, – сказал Девкалион. – Дай мне ключ.