Он был свидетелем убийства и переработки сотен людей, но ему совершенно не надоедало это. Наоборот, он испытывал все большее удовольствие от каждого нового убийства.

Членам Коммуны не была предоставлена свобода воли. Они не обладали способностью к сексуальной активности любого рода. Их создали так, чтобы они не могли получать удовольствия от музыки и других видов искусства, поскольку такие интересы препятствовали эффективному функционированию. Но, для того чтобы мотивировать их с энтузиазмом относиться к своей миссии, они были запрограммированы получать удовольствие от уничтожения каждого омерзительного, паразитирующего, самодовольного, глупого, служащего помехой человеческого существа.

В случае Джона Мартца удовольствие выросло в нечто вроде наслаждения, и каждое убийство, которое он видел, усиливало это ощущение больше предыдущего. Геноцид оказался захватывающим процессом.

Еще четверых пациентов спустили в эту необставленную подвальную комнату под предлогом, будто им необходимо сдать кровь и убедиться, что на них не подействовало некое токсическое вещество, случайная утечка которого якобы произошла в здании. Четверо были в инвалидных колясках, три женщины и один мужчина, но только две женщины действительно не могли самостоятельно передвигаться.

Репликант сестры Джинджер Ньюбури присутствовала, чтобы помочь Джону Мартцу одолеть пациентов. Справляться с этими людьми было невероятно весело.

Некоторое количество посетителей больницы тоже отослали сюда. Им нельзя было позволять уйти, после того как они уже прибыли и обнаружили, что их друзья и близкие исчезли из своих палат. Посетители не были больны, поэтому справиться с ними оказывалось сложнее, чем с пациентами, вот для чего Джон использовал утяжеленную полицейскую дубинку, а сестра Ньюбури – шокер, крепившийся к поясу ее формы под белым кардиганом.

Трое Строителей неотрывно трудились в подвале, вначале разделяя жертвы на разные компоненты молекул, а затем используя этот ресурс, чтобы создать следующее поколение постепенно формирующихся в подвешенных коконах себе подобных. Строители производили только таких же, как сами, Строителей, а членов Коммуны, коммунитариев, делали и программировали исключительно в лабораториях Улья.

Несколько комнат уже были заполнены свисающими с потолка коконами, и это зрелище неимоверно радовало Джона Мартца.

Созревание требовало не менее двенадцати и не более тридцати шести часов. Когда вылуплялись новые Строители, они пожирали очередных бесполезных людей и создавали еще больше своих трудолюбивых сородичей, а их количество росло в геометрической прогрессии. В течение недели они при поддержке других членов Коммуны отправятся в иные города и к тому времени превратятся в силу, которую невозможно остановить, быстро растущую армию исключительно смертоносных биологических машин, наноприбой смерти.

Пациенты в пижамах, сидящие в инвалидных колясках, выражали свои тревоги и непонимание с помощью того самого нытья, свойственного всему человечеству, но сестра Ньюбури до прибытия Строителя утешала их, казалось, с искренним сочувствием. Это была юная женщина, созданная по высочайшим стандартам человеческой красоты. Вне зависимости от того, какой вид имел Строитель – мужчины или женщины, им всегда придавалась настолько прекрасная внешность, что люди, бывшие их потенциальными жертвами, вначале завороженно замирали.

Красота обезоруживает. Красота заманивает.

Все пациенты обоих полов не могли отвести взгляда от этого светловолосого голубоглазого видения, одетого в стандартный больничный костюм, словно интерн или санитарка. Она стояла перед ними в центре, они же сидели в креслах, выстроенных полукругом.

– Я ваш Строитель, – сказала женщина искушающим, музыкальным, выразительным голосом.

Сперва она приблизилась к пациенту-мужчине, который улыбался ей.

Без сомнения, больного развлекала последняя в его жизни похотливая мысль. Она потянулась к нему, повернув правую руку ладонью вверх, и он казался завороженным и немного смущенным ее очевидным приглашением. Он подался вперед и вложил свою руку в ее.

В тот же миг детали ее руки – кожа, ногти, костяшки пальцев – словно растворились до запястья. Форма руки сохранилась, но ее плоть, казалось, волшебным образом стала бесчисленными миллионами невероятно маленьких насекомых с радужными крыльями, роящихся таким образом, чтобы сохранить изначальные очертания кисти.

Пациент вскрикнул от неожиданности и попытался выдернуть руку обратно, но не смог вырваться из ее хватки. Рука женщины, теперь ставшая роем, бескровно поглощала его плоть и кости до самого предплечья, а затем, в течение всего двух секунд, – до плеча.

Ужас разорвал оковы парализующего шока, и пациент начал кричать, но она заглушила его. Ее чувственный рот открывался, пока не стал гротескным, и ее стошнило еще одним серебряным роем ему в лицо, которое тут же провалилось само в себя. Наноживотные наполнили череп мужчины, поглощая его изнутри, и хлынули вниз по остатку шеи в его тело, постоянно передавая материалы по своему длинному ручейку назад в рот Строителя, словно в обратном отрыгивании.

Единственная амбулаторная пациентка из трех присутствующих вскочила со своего кресла, однако сестра Ньюбури шокером призвала ее к порядку. Дергающаяся женщина упала к ногам Строителя.

Вторая тоже кричала, пока опустошаемое тело мужчины таяло изнутри, исчезая, словно сдувающийся шарик. Женщины были старыми и больными, но, несмотря на это, хотели жить. Джон Мартц презирал их. Они жаждали жизни даже в старости, по той причине, что все человечество было раковой опухолью с неостановимой алчностью.

Фигура Строителя от впитывания массы человеческого тела приобрела странную форму. Когда Строитель переключила внимание на добычу, сидящую в одном из кресел, ее одежда будто вспенилась туманом, который она втянула в себя, поскольку это изначально не было одеждой, а являлось еще одной частью ее аморфного тела. В своей наготе она больше не была прекрасна по любым человеческим стандартам, как и перестала быть человеком всеми частями своего облика. Она превратилась в яростную подвижную массу крапчатой серо-серебристой материи, пронизанной уродливыми мазками красного, что быстро темнели до грибного серого, стала клубящимся вихрем живой ткани, которая словно радовалась своей хаотичности и для функционирования совершенно не нуждалась в структурированных органах или скелете.

Из этой клубящейся массы вырвался толстый серебристый штопор, вероятно, составляемый миллиардами наноживотных, и ввинтился в грудь одной из сидящих в креслах женщин, мгновенно заставив ее умолкнуть.

Штопор сменил направление вращения и, судя по всему, начал втягивать разложенную на атомы субстанцию пациентки в Строителя, а та запульсировала и раздулась еще сильнее, покрывшись волдырями и язвами, а затем исцеляясь.

Вторая неамбулаторная пациентка попыталась развернуть кресло с намерением добраться до двери, но Джон действовал быстро и решительно, хлестнув ее по рукам своей утяжеленной дубинкой. Он вздернул ее на ноги, швырнул в сторону теперь уже огромного и нависающего над ними Строителя и с диким ликованием закричал: