Поздним утром Маша встала разбитая, понурая. Такие ночи часто бывали в детстве, и сюда, в старый дом, вдруг снова вернулись детские страхи. «Я не дам себя в обиду!» — решила она и стала энергично умываться холодной водой, желая смыть ночные кошмары и вернуть себе бодрость духа. Одевшись, она полезла на чердак. Стариковская бережливость Машиной бабушки явилась причиной того, что чердак представлял собой целый маленький мирок со старыми птичьими клетками, плетеными корзинами, наполненными всякой всячиной, лыжами, журналами, игрушками, коробками со старой одеждой, посудой и многими-многими другими вещами. Словом, чердак был как выброшенный на берег после губительного шторма корабль, каждый предмет которого рассказывал свои истории.

Маша порылась немного в первом попавшемся ящике и нашла синюю шелковую блузку с расклешенными рукавами, которая запахивалась и завязывалась на талии, длинную темно-синюю, с оранжевыми цветами юбку, туфли на низком каблуке, а также откопала в ящике с новогодними украшениями темноволосый кудрявый парик.

Весь этот ворох она принесла в свою комнату и стала примерять вещи. Бабушка заглянула в окно:

— Машенька, подруга твоя пришла, Яна. Утром я ее встретила возле магазина и сказала, что ты тут. Ой! Это куда ты такая собралась?

— Яна, ура! Нет авантюристки лучше ее, она-то мне и нужна! Это уже не я, бабушка. Это совсем другая, сильная и неунывающая леди.

И Маша надела парик, посмотрела в зеркало, а потом выбежала в сад, чтобы обнять давнюю подругу.

При виде Маши у Яны на лице отразилось глубокое недоумение и любопытство: это еще кто? — затем наступило узнавание, а через две минуты она уже смеялась от души:

— Машка! Ну ты даешь! Если бы я не узнала этот парик, в котором мы кого только ни изображали на всех школьных праздниках, я бы подумала, что это загадочная незнакомка в гостях у Дарьи Ивановны!

— Здорово! Перевоплощение работает! Надо еще и переименоваться! Пусть я буду Софья.

Маша схватила подругу за руку и потащила в дом. В комнате она встала напротив трюмо, театрально изобразила надменное лицо, поправила парик и сказала:

— Я Софья, которая никогда не дает себя в обиду, никто не может навязывать ей свои правила и догмы, у нее, как ни крути, во всем свои собственные открытия и свобода выбора!

— Ну, Машка, опять что-то интересное! Как же я скучала по тебе! Что это еще за кипиш?

— Да понимаешь, я тут немного переиначила для себя совет психолога — меняться, обновляться, нравиться себе. Захотелось прямо полного перевоплощения — видно, у меня запущенный случай: долгое уныние и потеря смысла жизни.

— Ого диагноз! И сама себе прописала волшебный пинок?

— Не пинок, а так, небольшое шевеление.

И Маша сделала обманный маневр, будто хотела что-то взять на столе, зашла за спину подруги и присела, толкая своими коленями под коленями у Яны. Так они часто делали в детстве, заставляя друг друга поневоле приседать.

— Ну ты и бестия! Подожди, моя очередь настанет тебя толкать, — засмеялась Яна. — И куда ты пойдешь, такая вся из себя Софья?

— Хочу над Глебом пошутить! Чтобы не узнал! А ты меня с ним познакомишь, скажешь, что к тебе приехала подруга Софья из Италии.

— Да он тебя узнает! Слушай, а давай сделаем тебе такой макияж, какой ты никогда себе не делала? И голос измени! — Яна начала входить во вкус и заразилась авантюризмом подруги. — Я в прошлом году ходила на курсы макияжа, сделаю тебе черты лица немного другими.

— Отличная идея! Но только не слишком ярко, со вкусом. Не хочу быть вульгарной.

И подруги вдохновенно взялись за дело. Для Маши это было непередаваемым удовольствием — после долгих месяцев нервной работы и вынужденного подчинения глупым требованиям начальства заняться такими легкомысленными делами, побаловать себя временем вне рамок, обязанностей, побыть ребенком. Неужели радости и впрямь должны быть «скупые телеграммы»? Разве нельзя так, чтоб всегда счастье и радость?

Больше часа Маша и Яна работали над образом: нанесли макияж, делая глаза немного с лисьим разрезом, придавая загадочность, присобрали черные волосы парика к вискам (Маша была чистой блондинкой, и черный цвет волос, вдобавок кудрявых, кардинально менял ее), подобрали по цвету серьги из старой бабушкиной шкатулки — и Софья получилась просто красоткой из самого центра Милана!

— Аж дух захватывает! — восхитилась Яна. — А тебе идет!

— Главное теперь, чтобы Глеб был дома, иначе придется по деревне гулять, пугая старушек, — не дома же сидеть после всех стараний! — заметила Маша.

— Да дома он, сегодня выходной, и он забор поправляет, сама утром видела, — успокоила Яна.

— Тогда идем, разыграем его, — усмехнулась Маша взволнованно.

И они со смехом выбежали со двора.

Озорной задор сменился у Маши нешуточным волнением, когда они с Яной свернули в знакомый переулок и подошли к старому деревянному забору. Маша не видела Глеба с прошлого лета, и мысль о том, чтобы вот так нетрадиционно встретиться после разлуки с другом детства, показалась глупой, к тому же затея являлась обманом, пусть и незначительным, шуточным, тогда как между ними всегда были полнейшее доверие и честность.

«Раз, два, три, четыре, пять», — мысленно считала Маша, давая себе время успокоиться. Пути назад уже не было, взялся за гуж — не говори, что не дюж. Главное — не смеяться и не затягивать представление.

Часть забора вокруг дома Глеба была снята и отброшена в сторону в виде груды досок с облупившейся зеленой краской. Глеб в одних поношенных шортах копал яму для столба под новый забор, не замечая гостей. Черный котенок норовил прыгнуть в яму, но Глеб прогонял его, оберегая от ударов лопатой. Глеб был высоким, темноволосым, крепкого телосложения. Маше всегда нравилось, что в нем не было ни капли манерности, наигранности, фальши. Он всегда смотрел открыто и говорил прямо, что думает, даже если своей прямотой создавал себе неприятности.

Глеб уже несколько лет руководил небольшой строительной фирмой, и руки у него были на месте. Он мог сам распоряжаться своим временем и иногда брал себе неделю или две для отдыха, чтобы поправить что-то в доме или попутешествовать. Вот и теперь он, почувствовав переутомление, взял пару недель для смены деятельности.

— Глеб! — окликнула Яна. — Бог в помощь!

— Спасибо, — ответил Глеб, повернувшись к ней. — Привет!

— Познакомься с моей подругой Софьей, — продолжила Яна вполне естественно. — Она из Италии, приехала к бабушке на месяц.

Маша покраснела, ладони у нее вспотели, но она не собиралась ударить лицом в грязь и, манерно растягивая слова, высоким голосом произнесла:

— Привет, Глеб. Рада познакомиться. Много о тебе слышала.

— Привет, — улыбнулся Глеб. — От кого же ты могла про меня слышать?

— Есть у меня одна подруга, Маша, она мне про тебя все уши прожужжала, — ответила Маша, уверенная, что, конечно, друг ее сейчас же узнает.