такой, с которым можно подняться в мире; с которым перед тобой открываются двери. В Дюкете очень легко увидеть как выглядит могущество: студенты в интернатуре в фондах своих отцов после того, как те пожертвовали большие суммы денег; постоянные профессора, которые брали отпуск, чтобы стать советником президента по торговым вопросам. Могущество выглядело как «Мазератти», припаркованные на местах для владельцев сезонных абонементов на футбол и знакомые фамилии на бортиках бейсбольных стадионов. Оно выглядело как доктор Джон Гарви, знаменитый экономист.

В этом семестре я наконец-то попала на один из курсов доктора Гарви, и было трудно не быть очарованной его лекциями. Он имел сухой, резкий голос, носил костюмы-тройки и цитировал секретарей министерства обороны. Он выговаривал всякому студенту, посмевшему опоздать на лекцию, и требовал, чтобы мы прочитали все его книги по экономической теории.

Он напоминал мне кого-то; я долгое время не могла вспомнить кого, кого-то знакомого; и только на последнем занятии я, с уколом стыда, наконец поняла, кого именно. Доктор Гарви напоминал мне человека, которым я представляла себе моего отца до того, как он стал моим отцом: выпускник экономического направления Гарварда, с мечтами работать в Вашингтоне, мечтами поменять весь мир. Тот, кем мог быть, должен был бы быть мой папа.

Поэтому было очень уместно, что именно доктор Гарви был моей главной надеждой на осуществление амбиций моего отца. Если я правильно разыграю свои карты на занятиях, буду работать, не покладая рук, и заслужу его могущественное одобрение, у меня появится серьёзный шанс выиграть в будущем году стипендию Дюкета для выпускников. Эта стипендия откроет мне двери в аспирантуру Гарварда и даст мне деньги, чтобы сделать её реальностью.

«Не всё в этом мире должно вертеться вокруг денег», – сказала Хезер.

Хезер: моя самая непоколебимая защитница с того самого дня, как она заступилась за меня перед Кортни. Но Хезер также была девушкой, которой подарили «BMW» просто за факт рождения – не за хорошие оценки, не за победу на соревновании или что-то ещё хоть немного выдающееся. Хезер не надо было волноваться о практичной специальности. Она получала всё чего хотела, без усилий вписывалась в общество членов «Чи-О» и «Фи-Дельты» – всех богатых ребят, которые имеют значение.

В то же время мне приходилось скрывать своё происхождение, отсутствие денег у моей семьи, некоторые… особенности моего отца. Мне пришлось, только ради того, чтобы иметь хотя бы толику того, что было у Хезер, или Кортни, или у многих других ребят на кампусе, зарыть себя в долговой яме.

Особенно Минт. Как и Хезер, мой парень получал всё, чего хотел, по движению пальца. Как бы я его ни любила, наши с ним жизни были разными как день и ночь.

В конце концов я добралась до вершины башни Блэквел и ворвалась в скрытую кладовку – тайное место, о котором знали только старшекурсники. Я не пыталась сдерживать рыдания.

– Джесс? Что ты тут делаешь?

Чёрт. Я развернулась, судорожно вытирай глаза. Через завесу слёз комната, не считая горы старой мебели и картонных коробок, казалась пустой. Но вот он стоял, облокотившись на стену в углу, с одной рукой в кармане.

– Куп. – Я попыталась придать голосу лёгкость. – Кто бы мог подумать. Почему ты всегда находишь меня в полном раздрае?

– На самом деле, – сказал Куп, – это ты меня находишь.

– Извини. Я пойду. Я думала, что буду одна.

Он бросил что-то на пол и раздавил мыском, сунул руки в карманы и подошёл поближе, опасливо меня разглядывая. У него были такие растрёпанные волосы, что он выглядел почти диким.

– Мне позвать Минта? Думаю, он с родителями в стейк-хаузе, но я могу его найти.

Я попыталась улыбнуться.

– Нет. Но спасибо. – Минт был последним человеком, которому я могла бы сказать о своём долге. А от мысли о том, что слухи могут дойти до его родителей, меня начинало мутить.

– Хорошо. В таком случае освобождаю комнату. – Куп убрал волосы за уши и пошёл к двери.

– Подожди.

Он остановился. Я сглотнула и выглянула в большое окно на кампус Дюкета, который как раз поглощала полутьма.

– Вообще-то не мог бы ты остаться?

Куп обернулся и мы встретились взглядами. Я попыталась прочитать по лицу его мысли, но он осторожно сохранял нейтральное выражение.

– Конечно, – в конце концов сказал он. Он вернулся и неловко встал рядом со мной. – Ты заставишь меня угадывать, почему ты ревёшь?

Я села на пол и положила подбородок на колени.

– Ничего особенного.

– Лгунья. – Он тоже сел, сохраняя между нами осторожную дистанцию. Но это не имело значения; я всё равно чувствовала его, гудящей энергией через пустое пространство.

Я инстинктивно крепче сжала свой счёт, и это движение привлекло его внимание. Прежде чем я смогла его остановить, он потянулся и выдернул его.

– Куп… нет!

Он развернул листок из конверта и бегло прочитал его. Моё сердце колотилось. Вот он. Момент, когда рассыпалась моя маска и на поверхность вышла моя уродливая правда. Сначала Куп, а потом наверняка узнают все.

Он присвистнул, глядя на меня.

– Чёрт, Джесс. Это очень много денег. Тебе бы побыстрее их заплатить.

Я пялилась на него, широко раскрыв глаза.

Он нахмурился. Закатный свет лился играл на его лице, покрывая его пятнами теней деревьев.

– Что, ты что, смущаешься?

Я не могла пошевелиться.

– Джесс, мой папа сбежал, когда мне было пять лет. Меня вырастила одинокая мама, которая всю мою жизнь работала на двух работах, а пару лет и на трёх. Если ты думаешь, что я никогда не видел красный конверт, ты ошибаешься.

Я выдохнула.

– Правда?

Он засмеялся.

– Шутишь? Ни один из этих избалованных козлов не поймёт, но я понимаю. – Он глянул на меня с фальшивой виноватостью. – Извинения, что клевещу на твоего бойфренда. Я знаю, как ты обожаешь этого золотого мальчика. Король братства, любимчик профессоров и всё такое.

– Ты как будто бы завидуешь.

– Завидую. Но не этому всему.

Воздух внезапно потяжелел, и я сжала ноги вместе.

Его взгляд упал на мои коленки.

– Так ты собираешься его заплатить, да?

– Я не могу. – От того, что я сказала эти слова вслух, у меня опять полились слёзы. Я провела рукой по глазам, стараясь, чтобы он не заметил. – И мои родители не смогут. Если бы они знали, что я открыла эту кредитку, они бы меня убили. Я это сделала тайно, чтобы у меня было всё то же, что есть у остальных. – Я не знала, почему так во многом сознаюсь, но вот оно теперь было, выложенное,