Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Друзья должны первыми дать жесткую критику, для того чтобы товарищ мог исправить свои ошибки, иначе его неизбежно поправит читатель, который не желает читать недоброкачественные книги…
Принципиальная критика помогает писателю расти, она облагораживает. И только самовлюбленные, ограниченные люди ее не выносят…
Художник должен чувствовать под собой крепкую советскую землю, не отрываться от нее. Печальна участь тех, кто отрывается от коллектива, возомнив себя сверхгением или непризнанным талантом. Коллектив всегда поднимет человека и поставит его на ноги.
«Артиллерийский огонь» критики открыли А. Серафимович, А. Фадеев, В. Ставский, В. Герасимова, И. Феденев, Н. Асеев, И. Бачелис, М. Колосов. Они со всей ответственностью за судьбу советской литературы, с большевистской требовательностью и правдивостью говорили о недостатках рукописи, дали много конкретных замечаний и предложений. Слушая их, Николай уже мысленно рисовал картины, которые следует ему дать в книге, думал, как глубже, ярче, интереснее раскрыть характеры своих героев. Он уже шел дальше. Его неутомимый мозг, перерабатывая высказывания товарищей, забегал вперед, и Николай уже представлял, как использовать эти замечания во второй и третьей частях книги.
Выступающие просили побыстрее выпустить в свет книгу, так как ее ждали читатели.
В заключительном слове Островский говорил:
— Мы знаем, что победа гладко, без трудностей не дается. Таких побед в истории почти не бывало. И победа революции в нашей стране и победа каждого в отдельности — это преодоление препятствий. Если бы сегодня было доказано, что книга не удалась, то утром завтра я с яростью снова начал бы работу. Это не фраза, не красивый жест, потому что жизнь без борьбы для меня не существует. На кой черт она мне сдалась, если только жить для того, чтобы существовать! Жизнь — это борьба.
Только один день Николай позволил себе отдохнуть после напряженной работы во время обсуждения его книги. А назавтра уже предупредил Раису Порфирьевну, чтобы с утра все секретари и машинистки были на месте, он вставал на ударную вахту. На заседании правления Союза советских писателей Островский дал слово, что будет работать в три смены и за месяц окончательно отработает книгу. Свои слова он на ветер не бросал.
И вот, не успела Раиса Порфирьевна накормить его завтраком, Николай уже начал диктовать секретарам свои поправки, которые отработал мысленно. Трудился он до изнеможения, заботясь только о своих помощниках. Через несколько дней почувствовал, что они устали. «Надо как-то приободрить их», — подумал он и, дождавшись прихода жены с работы, сказал ей:
— Раюша, завтра сходи в магазины, посмотри, что там нового привезли, купи себе и девчатам. Только самое лучшее выбирай!
Обычно он всегда заботился о своих близких и был в доме «головой», но на этот раз особенно проявил чуткость и внимание к ним, ибо считал их своими ближайшими помощниками в творческом труде.
Николай Островский пережил знаменательное время. Когда за окном вились снежные звезды и Москва покрылась белым одеялом, в Кремле собрались представители советского народа на Чрезвычайный VIII Всесоюзный съезд Советов. Они обсуждали и принимали новую Конституцию СССР. Отложив работу над книгой, лежа в теплой комнате, в удобной кровати, Островский слушал радио. И радостью наполнилось его сердце: народ навсегда освободился от таких болезненных и мучительных явлений, как кризис, нищета и безработица; в стране окончательно ликвидированы эксплуататорские классы; труд крестьян стал коллективным; сформировались социалистические нации и живут в братской дружбе; законом закреплено право граждан Страны Советов на труд, на отдых, на образование, на материальное обеспечение в старости, в случае болезни и потери трудоспособности. «Для этого стоило биться на фронтах гражданской войны, терять свое здоровье на труднейших стройках, переживать голод, холод, тиф и разруху», — подумал Николай, и ему снова захотелось взяться за дело. Ведь Конституция возложила на всех граждан и серьезные обязанности, чтобы каждый честно работал, соблюдал законы и дисциплину труда.
И вот в декабре он посылает письмо матери в Сочи, куда ему уже не суждено было приехать, но он надеялся еще раз услышать ее голос, почувствовать ее ласковые руки, целебный воздух моря. «Милая матушка! Сегодня я закончил все работы над первым томом романа «Рожденные бурей». Данное мной Центральному Комитету комсомола слово — закончить книгу к 15 декабря — я выполнил… Устал безмерно. Но зато книга закончена и через три недели выйдет из печати в «Роман-газете» тиражом в полтораста тысяч экземпляров, потом в нескольких издательствах общей суммой около полумиллиона экземпляров».
Вскоре ему зачитали постановление ЦК ВЛКСМ о предоставлении месячного отпуска. Силы его уже иссякли. В эту книгу он вложил все свое здоровье, без остатка. Разразился губительный приступ болезни, но Николай не сдавался. В одну из самых трудных минут единоборства с недугом он спросил жену:
— Держится ли Мадрид?
— Да, да, Коля, — держится, — ответила она, не зная, чем помочь ему.
— Молодцы ребята! И мне надо держаться.
Раиса Порфирьевна подняла на ноги врачей. Они делали все, чтобы остановить приступ, но человек умирал, его жизнь угасала с каждым часом.
Николай стал терять сознание. Раиса Порфирьевна не отходила от него. Однажды ночью, после короткого забытья, он нежно поцеловал ее руку и начал жаловаться на то, что ему очень больно, чувствует, что может все кончиться катастрофой. Вспомнил всю свою жизнь, сказал что не обижается на свою судьбу, хотя и тиранила она, злодейка, его немало. Но не так-то просто выбить из седла коммуниста. Наказывал учиться и не забывать его, помнить о матерях и помогать им.
Раиса Порфирьевна успокаивала Николая, говорила, что они еще и на юг поедут, и матерей своих увидят, что все обойдется благополучно. А у самой горькие-горькие слезы навертывались на глаза.
Одну неделю только прожил Николай Островский после приступа. 22 декабря 1936 года в 19 часов 50 минут он сделал последний вздох… Перестало биться пламенное сердце Человека с большой буквы, рожденного великой революционной бурей, мужественного большевика, писателя-бойца.
На следующий день весть об этом облетела весь мир.
К дому на улице Горького, 14, поплыл нескончаемый человеческий поток. Москва прощалась с Николаем Островским, с тем, кто за короткую жизнь создал в своих произведениях незабываемые образы героев. Поэты о нем слагали стихи, композиторы писали песни. Как с боевым товарищем прощались писатели, старые большевики. Комсомольцы и пионеры несли цветы…
Траурный митинг. Морозную тишину разорвал троекратный залп салюта. Медные трубы заиграли «Интернационал».
Урну с прахом установили в нише кладбищенской стены Новодевичьего монастыря, закрыли ее мраморной доской с надписью:
«19 29/IХ