останавливала кровотечение, когда Ирма рассекла лапу, но у людей — никогда.

Он еще раз плеснул воды на живот и одной рукой открыл аптечку.

— Шить будешь ты, — хрипло сказал он. — Садись передо мной.

Я устроилась между его ног. Кроме крови от него пахло дорогим парфюмом и от этой смеси меня замутило. Первым из аптечки появился шприц, Ярцев аккуратно обколол рану по периметру. Я вздохнула: вряд ли местная анестезия хорошая идея при проникающем ранении.

— Смелей, — я заметила, что он протягивает что-то.

Обычная игла и продетая в нее шелковая белая нить.

Я и занозу вытащить не могла, не то что живое существо штопать, но голубые глаза смотрели бескомпромиссно — давай, вперед.

Я дрожащими пальцами взяла иглу с длинным «хвостом» из белого шелка.

— Любишь готовить, Рита? — неожиданно спросил Ярцев. — Утку запекала? То же самое, шей, будто нафаршировала меня и уже разогрела духовку. Смелее.

Я склонилась над ним и на пробу ткнула в край раны, не зная, что еще делать. Живот вздрогнул, но другой реакции не последовало. Бабушка учила меня шить и когда-то мне даже нравилось… Кто знал, что ее наука пригодится вот так.

— Не бойся, — повторил он. — Стяни покрепче, чтобы рана не разошлась. Представь, что запекаешь меня к праздничному столу.

Я усмехнулась, эта глупая ассоциация помогла расслабиться. И постаралась забыть, что ему может быть больно, что могу сделать что-то не так, за что он мне голову отшибет, если захочет. Я не врач, но просто стянуть сумею. А фаршированную птицу люблю и пару раз готовила галантин.

Я положила руку на влажный живот, надавила в области раны, пытаясь найти удобное положение. Сразу потекла кровь. Ярцев спокойно промокнул ее тряпкой. Это фатальное спокойствие играло на руку. Он даже не орал — только вздрагивал.

Мы переждали с минуту и начали.

— Тяни сильнее, — задыхаясь, выдавил он, когда я начала сводить края раны вместе.

Я оценила лицо с обезумевшими глазами, но сделала, как сказано.

Закончила быстро и аккуратно обрезала нити, оставив хвосты. Выглядело так себе, но терпимо. Просто стежки поверх двух лоскутов кожи. Белые нити вымазались кровью и почти не бросались в глаза. Я надавила вокруг раны, проверяя, не разойдется ли шов.

— Полегче, — Ярцев сбросил мою руку с живота.

— Простите, — я отсела подальше. Мгновение, когда напряжение между нами ослабло, улетучилось без остатка. Мне снова было не до смеха.

— Да ничего, — ответил он. — Мне не больно. Почти нет… Я привык.

Он перегнулся через меня, и я дернулась, закрываясь руками. Ярцев вздохнул — он тянулся к пакету. Внутри оказалась пачка влажных салфеток.

— Вытрись, — разрешил он. — И мне одну дай.

Я сделала, как он просил, а затем с наслаждением начала оттирать руки. Сначала их — от крови, затем рот. Слизь стиралась с трудом, но мне удалось ее убрать.

Ярцев смотрел, как я привожу себя в порядок.

— Что было в доме, Рита? Ты видела моего сына?

После падения из машины я стесала себя локти и колени. Я остановилась с занесенной над ссадинами салфеткой.

— Мне нечего добавить, — я очень надеялась, что он поверит. — Я бы не стала скрывать, если бы видела. А где было тело? — мне стало любопытно. — В доме был только мой брат.

— Я его не нашел. Он, раненый, уполз куда-то и не вернулся. Погиб, Рита.

Свою салфетку Ярцев комкал у губ, затем начал вытирать лицо. Грязь и ему доставляла неприятные ощущения. Он тоже оттер окровавленные руки.

— Собери мусор, — велел он. — Нельзя оставлять следы.

Я послушно начала подбирать с пола использованные салфетки и окровавленные тряпки, которыми он останавливал кровь.

Сначала не замечала боли, но теперь все тело ныло и ломило после моего прыжка из машины. Наклоняться было трудно. Ничего критичного, но сколько неудобств.

— Тебе плохо?

— Пройдет, — ответила я.

— Иди ко мне, — он протянул руку, подзывая, когда я закончила с мусором. — Подойди и сядь рядом.

Пакет с мусором я бросила в угол и приблизилась. Просто не знала, что еще делать. Ярцев по-прежнему сидел на полу, отдыхая, и не выглядел опасным, несмотря на лопнувшие щеки и раны на груди и руках.

Мне кажется, или они понемногу затягивались?

Я скованно опустилась рядом, как он просил, и натянула платье на коленки. Когда-то он мне нравился, но сейчас хотелось от него спрятаться. От странного взгляда, рук и многообещающей улыбки, похожей на случайный подарок.

Раньше я таких мужчин не встречала. И сейчас думаю, что оно к лучшему.

Глава 18

Ярцев привалился к стене и закрыл глаза.

Грудь поднималась так часто, словно он не мог надышаться. Наощупь нашел мою ладонь, лежавшую на дощатом полу рядом с ним, и стиснул. То ли ему нужно было подержать кого-то за руку, то ли боялся, что я сбегу, пока он приходит в себя. Думаю, последнее.

— Дай обезболивающее, — сказал он. — В шприце.

Я пододвинула аптечку и вкопалась в нее одной рукой — вторую Ярцев не отпустил. Пальцы на запястье — тонкие, хоть и сильные, казались холодными. Когтей на них уже не было. Я даже не заметила как и куда они делись.

Я нашла шприц с чем-то непонятным внутри. Ярцев забрал его и сел удобнее. Я смотрела, как он вводит вещество в вену — всего один кубик, хотя их было пять. Аптечку он захлопнул, но шприц оставил при себе.

— Отлично, — пробормотал он, рассматривая мое макраме на ране. — Любимую рубашку я бы тебе не доверил, но мясо шьешь хорошо. Помоги помыться.

Я помогла смыть кровь и остатки слизи — лила из канистры и возила тряпкой по телу, пока он не сказал «стоп». Затем он ополоснул волосы — просто так, без мыла. После душа Ярцеву стало лучше, он даже привстал, уже спокойнее приложил ладонь к ране — обезболивающее действовало.

Мне все еще не давали покоя разрывы кожи на теле: если он может зарастить их, почему не справился с раной от ножа? Или на это требуется время?

— Вам нужны антибиотики, — в пустоту заметила я. — Воспаление начнется.

Неожиданно он мазнул ладонью по груди, набирая слизь, и притянул меня за талию.

— Что вы делаете? — испугалась я, выставив ладони. Вновь вернулись страхи. Я хотела отгородиться, а не касаться голого влажного тела.

— Не бойся.

Пальцами он провел под правой бровью. Там жгло — наверное, ссадина, полученная при падении на дорогу. Слизь размазалась по веку и виску, словно я вляпалась лицом в теплое желе. Жжение стихало.

— Быстрее заживет, —