Обратили внимание? Прошло всего четыре года со времени «стояния» русской армии под Константинополем, и звучит уже принципиально иная политическая риторика, полная решительности и агрессивности. По сути, Нелидов пускал под нож горчаковскую дипломатию и твердо давал понять: таких глупостей, которые мы натворили в 1876–1878 гг., более не допустим. И Александр III не только прекрасно понял посла, но и полностью с ним согласился.

В памяти нового российского императора были свежи итоги войны за освобождение болгар и «стояния» у ворот Царьграда. А в 1885 г. болгарская тема вновь стала актуальной. Однако актуальность эта была уже иного рода и побуждала к трезвому переосмыслению содеянного в период русско-турецкой войны. 12 (24) сентября 1885 г., уже после фактического объединения двух Болгарий, Александр III писал начальнику Главного штаба Н. Н. Обручеву:

Однако удержаться на этой ноте политического прагматизма не удалось. Недоверие к венскому кабинету перевешивало в сознании российских политиков даже самые перспективные идеи императорских программных заявлений. На Балканах для нас все «второстепенно», кроме проливов, заявлял Александр III. А его правительство всего через пару месяцев встанет на дыбы в связи с демаршем Кевенгюллера, а спустя год устроит истерику по поводу совершенно пустых и неосторожных заявлений Кальноки. Если после русско-турецкой войны в декларациях официального Петербурга реализма явно прибавилось, то в политических действиях бардака по-прежнему хватало.

Обвиняя Вену в несогласованных действиях по отношению к Болгарии, в Петербурге не обращали внимания на то, как сами, организуя свержение ненавистного Баттенберга, вовсе не утруждали себя согласованиями этих вопросов со своим дунайским партнером по «Союзу трех императоров». В итоге довольно мелочные балканские дрязги Вены и Петербурга стали перевешивать стремление сохранить этот союз.

Однако именно в 1885 г. потребность в использовании «Союза трех императоров» у Петербурга стала возрастать. И связано это было с резким обострением отношений с Лондоном. В ходе второй экспедиции в Туркмению русские войска в марте 1885 г. вошли в непосредственное соприкосновение с афганскими войсками близ Пенджде. В конце марта афганские отряды в районе Таш-Кепри переправились на левый берег реки Кушки, разделявшей расположения русских и афганских войск. Вскоре там произошел бой, в ходе которого афганцы потерпели поражение и отступили.

Влиянию британского правительства был нанесен удар. В Лондоне негодовали, но с опаской задавались вопросом: а где остановятся русские в своем движении на юг? Как и весной 1878 г., на берегах туманного Альбиона заревели боевые горны. Вновь были призваны резервисты, готовился флот, а парламент раскошелился уже на 11 млн фунтов. «Военные приготовления ведутся с неослабевающей энергией», — констатировала 15 (27) апреля «Таймс»[1567]. Корреспондент газеты из Портсмута сообщал, что никогда ранее не видел такого большого числа военных кораблей, приготовленных «для операций в Балтийском и Черном морях»[1568]. «Общее впечатление таково, — писала “Таймс”, — что война между Англией и Россией… сейчас неизбежна»[1569]. Англичане стали активно обрабатывать правительство султана на предмет пропуска своей эскадры в Черное море и использования вооруженных сил Турции против России на Кавказе. Также «намечался десант на кавказском побережье и диверсия с моря против Одессы»[1570]. Удар на кавказском направлении выглядел весьма логичным, так как именно через Кавказ шли коммуникации русских войск, действующих в Туркмении. Обороняться же Россия могла только на суше. Первые броненосцы Черноморской эскадры «Екатерина II» и «Чесма» были спущены на воду только в мае 1886 г.

Однако очередной всплеск антироссийской военной активности Лондона довольно быстро стал спадать, и уже в середине мая «Таймс» уверяла своих читателей, что «единодушное мнение континента состоит в том, что война между Англией и Россией только отложена и эта отсрочка не продлится долго»[1571]. Что произошло?

В апреле 1885 г. Петербург напомнил Берлину о статье III договора «трех императоров» и предложил побудить султана соблюдать принцип закрытия черноморских проливов. Бисмарк взялся за решение этой задачи, стремясь, как и по Болгарии, угодить российскому правительству[1572]. Австро-Венгрия, несмотря на все свое недоверие к России, противиться воли германского канцлера не осмелилась. Правительства Германии и Австро-Венгрии заявили Порте, что открытие проливов для боевых кораблей другой державы приведет ее к войне с Россией. О своей солидарности с этой позицией заявила Италия, недавно подписавшая с Берлином и Веной союзный договор[1573]. И, что самое примечательное, австро-германское заявление одобрила Франция. Париж был настолько зол на Лондон за захват Египта, что решил поддержать Берлин, лишь бы укоротить непомерное своеволие англичан в турецких владениях. Египетский раскол в англо-французских отношениях растянется надолго, и в образовавшуюся щель начнут протискиваться германские политики, завлекая Англию всяческими посулами и стараясь отвратить от заигрывания с Францией. Даже спустя десять лет во Франции шутили: «Лорд Биконсфилд провозгласил королеву Викторию императрицей. Не хочет ли лорд Солсбери провозгласить ее султаном?»[1574].