при чём?! Ну, с какой стати, если один черномазый прирезал другого черномазого, мне влезать в это? Одним черномазым меньше, и слава богу! Но им же до всего, и нет ли тут расизма, видите ли?! После Дня Империи совсем озверели!

– Ну, так и пошумели на День Империи, – улыбнулся Джонатан.

– А ну их и с Днём, и с Империей! – Джерри замысловато выругался. – А вот возьми твоё дело, это что такое?

– У меня есть дело? – удивился Джонатан.

– Ну, не совсем твоё, конечно, но тебя касается. Касалось. И не только тебя.

– Ну, зацепил, – засмеялся Джонатан. – Давай, Джерри, не томи.

Фредди равнодушно курил, безучастно разглядывая плывущий к потолку сигаретный дым.

– Слушай, конечно. Тебя касалось, так слушай. Заявляется сюда, когда, недели так две, а может, и больше прошло, этакий столичный прыщ под ковбоя и начинает шебаршиться. Я его беру за манишку и прошу объяснить, что ему у нас надо. Он виляет и вкручивает мне, что интересуется скотом. Ищет работу. При стаде на перегон. А из него ковбой, как из меня монах.

Джерри гулко захохотал. Джонатан его поддержал, и даже Фредди молча улыбнулся шутке. Нрав Джерри и его подвиги по части выпивки, женщин и стрельбы были хорошо известны всей округе. Ободрённый пониманием, Джерри продолжил.

– Ну, я поржал, но работа – святое дело, и, если человек хочет честно работать, я всегда ему помогу. Я ему и назвал Майера, Перкинса, Стаута, ну, кто у нас держит стада на откорме, ну, и тебя, конечно.

– Резонно, – кивнул Джонатан.

– Он поблагодарил, – Джерри подмигнул Джонатану, – и исчез. Как я понимаю, то ли нанялся к кому из вас, то ли дальше подался место искать. Я и думать о нём забыл. И тут появляется русский, Ник, а фамилию я и под пулей не выговорю. Он ещё с индейцами по резервациям ездил, уговаривал переселяться. Видел, наверное. А не видел, так ничего не потерял. Так вот, – Джерри со вкусом отхлебнул, – показывает он мне фотографию этого типа и берёт меня вот так, – Джерри потряс крепко сжатым кулаком и выругался. – Не видел ли я такого, и где он теперь. А на фотографии тип этот в таком виде… – Джерри понизил голос, но тут же махнул рукой. – А ни хрена, всё равно, уже все увидели. Он мне оставил фотографию. Для опознания. Смотрите.

Джонатан взял стандартную розыскную карточку. Нэтти на снимке был в форме охранной службы. Снимали его, похоже, года два назад, уже с майорскими нашивками. Нэтти на снимке победно улыбался. Джонатан пожал плечами и отдал карточку Фредди. Тот скользнул по ней равнодушным взглядом и вернул шерифу.

– Русские у него на хвосте висели, а он улепётывал, – Джерри спрятал карточку. – Так что, если он у тебя появится, отшивай сразу. С русскими лучше не связываться. У парня свои проблемы, и нам они ни к чему.

– Резонно, – Джонатан дал хозяину сигнал повтора.

– Ну, от русского я отбрыкался, – Джерри довольно хохотнул при виде очередной порции неразбавленного. – Но решил проверить, и, если он где осел, гнать его к чёртовой матери. Мне ещё этой комиссии по трудоустройству цветных вот так, – он чиркнул себя ребром ладони по горлу, – хватает. Поделили мы с Доном имения и рванули. Нет его, подлеца, нигде.

– Думаешь, дальше рванул? – спросил Джонатан.

– А мне о нём ещё думать?! – рявкнул Джерри.

– Ну, как тебе мои бычки? – уже более заинтересованно спросил Джонатан. – Я с фризами впервые связался.

– У тебя Дон был, он мне рассказывал, я под стол лез. Пусть тебе сам расскажет, – ухмыльнулся Джерри. – Обхохочешься.

– Ладно, – согласился Джонатан. – Послушаю Дона.

Джерри кивнул и припал к стакану, оглядывая поверх него зал салуна совершенно трезвыми глазами. Поставил стакан и расплылся в улыбке.

– О! Вот и Дон. Эй, Дон, сюда!

Высокий белокурый парень в ковбойском костюме со звездой помощника шерифа подошёл к ним со своим стаканом и сделал общий приветственный жест. Фредди равнодушно-вежливо кивнул, а Джонатан улыбнулся.

– Садись, Дон, – Джерри ухмылялся с явным предвкушением, – и расскажи Бредли о его бычках. Он о них беспокоится, – и, не сдержавшись, захохотал.

– Бычки отличные, – Дон сел за стол и улыбнулся. – Фризы?

– Да, – кивнул Джонатан, – решил попробовать.

– Очень даже не плохо получается. Надо будет и мне подумать о таких.

– Ты о пастухах скажи, – вмешался Джерри.

Дон улыбнулся и сел поудобнее.

– Бычки у тебя отличные, – начал он тоном опытного рассказчика, – но пастухи…

– А что? – встревожился Джонатан. – Опять пьяные были?

– Если они такие трезвыми, – засмеялся Дон, – то к спиртному их и подпускать нельзя. Где ты таких болванов откопал, Бредли? Что один, что другой. У любого бычка ума больше, чем у них двоих вместе взятых. Индеец у тебя, конечно… нет слов… Я всегда знал, что индейцы умом не блещут, но такого… Любой вопрос по пять раз повторяешь, а он только глаза на тебя лупит и даже не мычит. Дал ему карточку, так он её вертел, вертел, а потом так убеждённо говорит: «Нее, человек не плоский, я знаю, сэр».

Джонатан хохотал с таким удовольствием, что на них стали оглядываться от других столов. Фредди молча улыбался, покачивая головой.

– То есть, дурак он невероятный. Ни дня недели, ни числа, ни года не знает. Да, битый час я с ним выяснял, что когда было, не появлялся ли кто у стада на этой неделе, и знаешь, что выяснил? – Дон сделал интригующую паузу. – Неделя – это день, в который привозят жратву.

Джерри заржал, перекрыв гул салуна. Вокруг стали собираться слушатели.

– Словом, – продолжал Дон, – я не выдержал, замахнулся. Он, стервец, как сиганёт от меня к бычкам. И встал в серёдку. Я по краю вокруг, а он от меня. Ловок, конечно, парень, – одобрительно улыбнулся Дон, – и стадо у него в порядке. Бычки его знают, а на меня, гляжу, рога выставляют. Вымахали они у тебя, Бредли, как надо, и он среди них сигает, не угонишься. Словом, я плюнул и, чтоб стадо не сорвать, отъехал. Он стоит, на бычка опёрся, и вот они вдвоём на меня лупятся. Только у бычка морда посмышлёнее, конечно. Выходи, говорю. Я спешился, плеть отстегнул, положил, на три шага отошёл и сел, – Дон, сохраняя серьёзное выражение, обвёл круг хохочущих слушателей смеющимися глазами. – Тогда он вышел, встал, как положено. Видно, школили его как следует. И стал я у него выяснять, кто был у стада, а кто при стаде. То есть для него это вещи разные. При стаде их двое, а у стада никого не было. А