удержать жизнь вечно. Хотя бы эту истину вуо-тоны знали.

Рук не успел нанести удар, потому что на Первого обрушилась Кем Анх. Она двигалась, как пляшет на волнах солнце, – неуловимая, беззвучная, стремительная.

Враг был быстрее.

Он повернулся, отступил, вскинул кулак по страшной дуге, завершив ее в основании черепа. Женщина, голыми руками ловившая в камышах ягуаров, красившая лицо крокодильей кровью, целую вечность царившая над всем живым в дельте, тряпкой упала на песок.

Первый причмокнул губами и оскалил слишком острые зубы.

– Она была мне матерью, – тихо сказал Рук.

– Она будет мне слугой. Я это видел. Видел ее при мне в башне над озером. Она будет мне слугой. Как и ты.

Рук медленно покачал головой, сжал пальцы в кулаки.

– В детстве дала мне урок. Я долго не вспоминал.

Глаза громадного, великолепного создания были пусты, как полуденное небо.

– Какой же это урок?

– Никому не служи.

Едва слова сорвались с языка, Рук ринулся вперед.

Первый поймал его за горло, вздернул в воздух. Руки у него были каменные. Лицо Первого горело жаром, а остальной мир стал меркнуть. Рук лягнул ногой. Бесполезно, без надежды на победу, но он бился не за победу. Не за будущее, не за жизнь и не за смерть. Он бился ради битвы.

Вопль лезвием прорезал ночь. Рук принял бы его за собственный, но ведь он не только крикнуть, дышать не мог. Голос Бьен, только слишком громкий, словно горло у нее распахнулось во все небо.

– Оставь его!

Черно-голубые глаза взглянули мимо Рука, сощурились.

– Ты молишь его пощадить?

– Я не молю. Я требую.

– Здесь не место требовать. Я покажу тебе.

В глазах у Рука смыкались языки пламени. Мир стал непомерно велик, непомерно тесен. Краем глаза он рассмотрел выступившую вперед Бьен. Ее стальной ошейник отражал пламя, но глаза оставались темными.

– Последний раз говорю тебе, – сказала она. – Я люблю этого человека. Я люблю его и тех, кто с ним скован. Я, жрица Эйры, люблю всех на этой Арене. Они мои. Не мое владение, не мои подданные, как были бы для тебя, а мои любимые – все и каждый.

– Любовь… – Нечеловеческое создание перед ней улыбалось, сверкая всеми зубами. – Это свойство людей. Их слабость.

– Для меня – нет, сукин ты сын!

Он больше не щурился. Что-то похожее на удивление скользнуло по нечеловеческому лицу. Пальцы на горле Рука разжались. Он был свободен, он падал.

Первый разинул рот, но словно невидимая длань схватила его и отбросила на другой край круга.

Рук поднимался на ноги.

– Нам надо уходить, – сказал объявившийся откуда-то Талал.

В каждой руке по мечу. Только что никаких мечей у него не было.

Рук медленно, как движутся под водой, повернулся к Бьен, в глазах которой отражался пылающий мир.

Но с Первым еще не было кончено. Он, между вдохом и выдохом, поднялся на ноги и рычал, растянув губы. Он прыгнул к ним, но Бьен склонилась навстречу, как склоняются против ураганного ветра.

– Я жрица Эйры, – выкрикнула она, – и ты мне не владыка!

При этих ее словах страшная сила взметнула его в воздух и обрушила вниз.

Он снова встал.

Руку оставалось только таращить глаза. Так же, остолбенев, смотрели Талал, и Кочет, и Змеиная Кость.

– Я – жрица Эйры!

Гигант зашатался.

– Любовь – дрова в моем огне.

Каждое ее слово отбрасывало его на шаг назад.

– Любовь кровью каплет с моей пасти.

Первый взревел, подался вперед.

– Любовь – вечная боль моих потерь!

Он немыслимым усилием противился ее силе, продвигался вперед, капая слюной из распяленного рта. Но вперед продвигалась и Бьен.

– Я верила им, – кричала она. – Верила тем, кто говорил, что моя любовь – моя слабость, но они лгали!

Она сжала кулаки, удушая пустоту, – Первый поднялся в небо.

– Моя любовь – мой клятый меч!

Диким взмахом руки она швырнула врага. Тот, кто унизил богов дельты, отлетел с яростным рыком, врезался, расплескав огонь, в горящие скамьи и скрылся под обломками трибун. Рук стоял, бесполезный, словно скованный змеиным ядом, и смотрел на Бьен. Свет пожара обтесал ей лицо. Глаза пылали. По щекам струились слезы. На миг она показалась ему небывало большой, великой, созданием света и тьмы, выступившим из самой ночи. Потом Бьен ахнула, обмякла, скрючилась.

Талал опомнился первым и подскочил, поддержал ее, не дал упасть.

– Вот теперь совсем пора. – Кеттрал ткнул пальцем в отсек Коземорда. – Надо уходить.

– Куда уходить? – покосился на него Кочет.

– Нет! – рявкнул Рук.

– Об этом некогда думать, – сказал Талал. – Уходим все, и сейчас же.

– Я тебе жизнь спасла, любовничек, – напомнила Змеиная Кость.

– Без нее не уйдем, – ответил всем сразу Рук.

Он смотрел на распростертое тело Кем Анх.

– Она покойница, – возразил Кочет. – Соблазнительная, но покойница.

Рук покачал головой. От неподвижного тела било жаром, как от раскаленного солнцем песка.

– Нет. Ее так просто не убьешь.

Он в два шага добрался до тела, поднял, согнулся под его тяжестью. Он никогда не пробовал поднять ее на руки – ту, кто столько раз носила на руках его. Она была вдвое, если не втрое, тяжелей самого грузного человека, но она не учила его увиливать от тяжелой работы. Он напряг волю, укладывая ее себе на плечи.

– Ты уверен?.. – спросил Талал.

– Идем! – рыкнул Рук уже на бегу.

Чужие солдаты настигли их у края круга. Если дождь искр, рушащаяся сверху Арена или поражение Владыки и напугали их, кара за отступление явно пугала больше.

Кочет опутал двоих сетью. Талал сбил третьего. Рук перевалил Кем Анх через загородку и прыгнул следом.

– Вперед, – сказал Талал, знаком торопя Бьен. – Иди.

Она кивнула и скользнула в пролом.

– Я бы еще подрался, – заявил Кочет, – но, похоже, теперь моя очередь.

Цепь от Бьен тянулась к его шее.

Он и Змеиная Кость скрылись в дыре.

– Теперь ее, – распорядился Талал, указав глазами на неподвижную Кем Анх.

Рук кивнул, опустился на колени у стены, начал проталкивать ее на ту сторону. Он чувствовал, что за стеной ее подхватили, но цепь застряла на торчащей щепке. Он медленно потянул обратно, поправил цепь.

– Поживей бы! – рявкнул Талал.

Рук рискнул обернуться: копейщики столпились вокруг отсека. Глаза у них стеклянно блестели – он видел такой блеск у накурившихся «гнилого корня». На их месте другие бойцы, даже хорошие бойцы, особенно хорошие бойцы остереглись бы. Эти держались, словно бессмертные. И тут под взглядом Рука что-то врезалось в ряд солдат сзади, разметало их. Упал один, за ним другой, кто-то начал разворачиваться к новому врагу, но Коземорд уже вырвался из