Последний в этой поездке автобус «Грейхаунд» высадил меня на Мино-авеню в Оберне, штат Мэн, чуть позже полудня двадцать шестого ноября. После более восьмидесяти часов, проведенных на колесах практически без сна, я чувствовал себя плодом собственного воображения. Меня встретил холод. Бог откашливался и выхаркивал редкий снежок с грязно-серого неба. Я купил джинсы и пару синих рубашек из шамбре, чтобы заменить кухонную униформу, но для здешней погоды такая одежда не годилась. За долгие годы, проведенные в Техасе, я и забыл про ноябрьский холод Мэна, однако мое тело быстро все вспомнило и принялось дрожать. Первой моей остановкой стал магазин «Мужская одежда от Луи». Я подобрал себе дубленку и принес продавцу.

Тот отложил номер «Льюистон сан», чтобы обслужить меня, и я увидел свою фотографию — да, из ежегодника ДОСШ — на первой странице. «ГДЕ ДЖОРДЖ АМБЕРСОН?» — вопрошал заголовок. Продавец пробил покупку и выдал мне чек. Я постучал ногтем по фотоснимку.

— Как думаете, что с этим парнем?

Продавец посмотрел на меня и пожал плечами.

— Он не хочет шумихи, и я его понимаю. Я очень люблю свою жену, но если она внезапно умрет, мне бы не хотелось, чтобы люди тащили мою фотографию в газету или показывали мою плачущую физиономию по телику. А вам?

— Согласен с вами, — ответил я. — Мне бы тоже.

— Окажись я на его месте, не давал бы о себе знать до тысяча девятьсот семидесятого года, пока все не утихнет. Как насчет хорошей кепки к этой дубленке? Только вчера поступили из фланели, с плотными отворотами для ушей.

Я купил и кепку. Потом прохромал два квартала до автобусной станции, размахивая чемоданом в здоровой руке. Мне хотелось немедленно отправиться в Лисбон-Фоллс, чтобы убедиться, что «кроличья нора» на месте. Но окажись она там, я бы сразу же ею и воспользовался, не смог бы устоять, я понимал, что после пяти лет в Стране прошлого еще не готов к тому, чтобы увидеть, во что могла превратиться Страна настоящего. Прежде всего мне требовался отдых. Настоящий отдых, а не дремота в автобусе под плач маленьких детей и смех пьяных мужиков.

У тротуара стояли четыре или пять такси, снегопад заметно усилился. Я сел в первое, кабина встретила меня теплым дыханием обогревателя. Таксист повернулся ко мне, толстяк с бейджем «ЛИЦЕНЗИРОВАННЫЙ ПЕРЕВОЗЧИК» на мятой шляпе. Я видел его впервые, но знал, что его радиоприемник будет настроен на волну радиостанции Дабл-ю-джей-эй-би из Портленда, а в кармане у него лежит пачка «Лаки страйкс». Что должно повториться, повторяется.

— Куда едем, шеф?

Я попросил отвезти меня в «Тамарак мотор корт» на шоссе 196.

— Считайте, вы уже там.

Он включил радио, и «Мираклс» запели «Обезьяну Микки».

— Эти современные танцы, — пробурчал таксист, доставая сигареты. — Никакой пользы от них нет, только учат детей вихлять бедрами.

— Танец — это жизнь, — ответил я.

За стойкой стояла другая девушка, но она дала мне тот же номер. Само собой. Стоимость его чуть поднялась, и прежний телевизор заменили на новый, однако к стоявшей на нем комнатной V-образной антенне была прислонена прежняя табличка: «НЕ ИСПОЛЬЗУЙТЕ ФОЛЬГУ». Качество приема за эти годы не изменилось, осталось таким же паршивым. Показывали только «мыльные оперы» — никаких новостей.

Я выключил телевизор. Повесил на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Задернул шторы. Потом разделся и забрался в кровать. Проспал двенадцать часов, поднимаясь лишь изредка, чтобы в полусне дойти до ванной и отлить. Проснулся уже далеко за полночь, электричество отключили, дул сильный северо-западный ветер. По небу плыл яркий полумесяц. Я достал из стенного шкафа дополнительное одеяло и проспал еще пять часов.

Снова проснулся при свете зари. Светлыми тонами и пятнами теней «Тамарак мотор корт» напоминал фотографии в «Нэшнл джиографик». Стекла автомобилей, стоявших перед номерами, покрывала изморозь, и я видел парок собственного дыхания. Позвонил на регистрационную стойку, не ожидая ничего хорошего, но трубку сняли сразу, хотя по голосу молодого человека чувствовалось, что я его разбудил. Он заверил меня, что телефон работает и он с радостью вызовет мне такси… куда я хочу поехать?

— В Лисбон-Фоллс, — ответил я. — Угол Главной улицы и Старой льюистонской дороги.

— «Фрут»? — уточнил он.

Я так долго отсутствовал, что поначалу не понял, о чем это он. Потом все срослось.

— Совершенно верно. «Кеннебек фрут».

Еду домой, сказал я себе. Слава Тебе Господи, я еду домой.

Только я лгал сам себе: 2011 год перестал быть моим домом, и я намеревался провести там очень короткое время, при условии, что вообще смогу туда попасть. Может, несколько минут. Теперь своим домом я считал Джоди. Точнее, ему предстояло превратиться в мой дом после приезда туда Сейди. Сейди-девственницы. Сейди с длинными ногами и длинными волосами и склонностью натыкаться на все, что могло попасться под ноги… вот только в критический момент наткнулся и упал я.

Сейди, которой не обезобразили лицо.

Она была моим домом.

В то утро за рулем сидела плотно сбитая женщина старше пятидесяти, в старой черной куртке с капюшоном и бейсболке «Ред сокс». Бейдж «ЛИЦЕНЗИРОВАННЫЙ ПЕРЕВОЗЧИК» отсутствовал. Когда мы повернули на дорогу 196, налево, в сторону Фоллс, она спросила:

— Вы слышали новости? Готова спорить, что нет… Здесь ведь отключили электричество?

— Какие новости? — спросил я, в полной уверенности, что уже знаю ответ: Кеннеди мертв. Не важно, по какой причине — несчастный случай, сердечный приступ или все-таки убийство, — но он мертв. Прошлое упрямо, и Кеннеди мертв.

— Землетрясение в Лос-Анджелесе. — Она произнесла название города как «Лас-Анджли-ис». — Люди уже много лет говорили, что Калифорния просто опустится в океан, и, похоже, были правы. — Она покачала головой. — Я не собираюсь утверждать, что виноват их образ жизни — эти кинозвезды и все такое, — но я убежденная баптистка и не собираюсь говорить, что дело совсем не в этом.

Мы как раз проезжали лисбонский автокинотетр. «ЗАКРЫТО НА ЗИМУ, — гласило объявление на щите под афишу. — УВИДИМСЯ В 64-М НА НОВЫХ ФИЛЬМАХ».

— Сильное?

— Говорят о семи тысячах погибших, но когда слышишь такие числа, становится понятно, что их больше. Чуть ли не все чертовы мосты рухнули, автострады разнесло, всюду пожары. Похоже, та часть города, где жили негры, выгорела полностью. Уэртс! Так вроде бы называется эта часть города. Та самая, где жили черные. Уэртс! Да!

Я не ответил. Думал о Лохмаче, щенке, который жил у нас, когда мне было девять лет, еще в Висконсине. Мне разрешали играть с ним во дворе до начала школьных занятий, пока не приедет автобус. Я учил его сидеть, приносить палку, перекатываться по земле, все такое, и учился он быстро — умный щенок! Я очень его любил.