Чистой воды манна небесная — но я ничем не выдал своих чувств.

— Вы чертовски уверены, что я могу исчезнуть.

— Это точно.

— И вы не бросались словами, говоря, что я не исчезну на дне реки Тринити, во исполнение приказа директора?

— Ничего такого не будет. — Он улыбнулся. Хотел меня ободрить, но заставил вспомнить давнюю фразу из моих подростковых времен: Не волнуйся, ты не забеременеешь. Я переболел свинкой в четырнадцать лет.

— Потому что я оставил страховку, агент Хости.

Одно веко дернулось. Других признаков, что идея ему не понравилась, я не заметил.

— Мы думаем, что вы можете исчезнуть, потому что мы уверены… Давайте сделаем следующее. Вы сможете позвонить своему человеку, как только уедете из Далласа.

— Никакой пресс-конференции?

— Только этого нам и не хватает.

Он снова открыл портфель. Достал блокнот с линованными страницами. Передал мне вместе с ручкой из нагрудного кармана.

— Напишите мне письмо, Амберсон. Мы с Фритцем найдем его завтра утром, когда придем за вами, но озаглавить вы его можете «Всем, кого это касается». Напишите красиво. Напишите искренне. Вы это умеете, верно?

— Конечно, — кивнул я. — На ходу сочиненные небылицы — мой конек.

Он невесело улыбнулся и взял бутылку шампанского.

— Может, я попробую эту шипучку, пока вы сочиняете. Но вам не налью. У вас впереди тяжелая ночь. До сна идти немало миль[164]и все такое.

Я писал, тщательно подбирая слова, но много времени это не заняло. Я полагал, что в таких случаях (хотя едва ли во всей мировой истории был хоть один такой случай) краткость шла только на пользу. И я постоянно помнил о предложенной Хости идее — «Скромный герой». Оставалось только порадоваться, что удалось поспать несколько часов. Конечно, мне снились кошмары, но свежести определенно прибавилось.

Когда я закончил, Хости уговаривал третий стакан шампанского. Он уже выложил часть содержимого портфеля на кофейный столик. Я протянул ему блокнот, и он начал читать. Громыхнул гром, молния на мгновение осветила ночное небо, но я полагал, что гроза еще далеко.

Пока он читал, я присмотрелся к тому, что лежало на столике. Мой «Таймекс», единственная вещь, которую мне не вернули при отъезде из полицейского управления. Очки в роговой оправе. Надев их, я убедился, что стекла без диоптрий. Ключ с полым цилиндром вместо бородки. Конверт, похоже, с тысячей долларов старыми десятками и двадцатками. Сеточка для волос. Белая униформа из двух частей — брюки и туника. Хлопчатобумажная ткань выглядела такой же тонкой, как, по утверждению Хости, история моего прошлого.

— Хорошее письмо. — Хости опустил блокнот. — Та самая степень печали, которую демонстрировал Ричард Кимболл в «Беглеце». Смотрели?

Я видел фильм с Томми Ли Джонсом, но едва ли имело смысл говорить об этом.

— Нет.

— Вы будете беглецом, это верно, но только от прессы и американской публики, которая хочет знать о вас все: и какой сок вы пьете по утрам, и какой размер трусов носите. Вами интересуется общественность, Амберсон, но ни в коем случае не полиция. Вы не застрелили свою подругу, вы даже не застрелили Освальда.

— Я пытался. Если бы не промахнулся, она бы не погибла.

— На этот счет я бы не особенно себя винил. Помещение там большое, а точность револьвера тридцать восьмого калибра с расстоянием резко падает.

Это правда. Стрелять надо менее чем с пятнадцати ярдов. Так мне говорили, и не раз. Но я этого не сказал. Я полагал, что мое короткое знакомство со специальным агентом Джеймсом Хости почти закончено. И мне хотелось побыстрее поставить точку.

— За вами ничего нет. Все, что вам нужно, так это найти место, где ваши люди смогут забрать вас и переправить в землю призраков.

В моем случае под землей призраков подразумевалось будущее, отстоящее на сорок восемь лет. Туда вела «кроличья нора». При условии, что она находилась на прежнем месте.

— Уверен, что все будет хорошо.

— Да уж, вам лучше быть в этом уверенным. Если вы попытаетесь ударить нас, мы ударим с удвоенной силой. Мистер Гувер… скажем так, директор не из тех, кто прощает.

— Скажите мне, как выбраться из отеля.

— Вы наденете эту одежду рабочего кухни, сеточку для волос, очки. Этот ключ от служебного лифта. Он доставит вас на первый этаж. Вы пройдете через кухню и выйдете через дверь черного хода. Пока все ясно?

— Да.

— Вас будет ждать автомобиль Бюро. Сядете на заднее сиденье. С водителем не разговаривайте. Это не лимузин. Вас доставят на автовокзал. Водитель предложит вам три билета. До Тампы на двадцать три сорок, до Литл-Рока на двадцать три пятьдесят и до Альбукерке на ноль часов двадцать минут. Я не хочу знать, какой автобус вы выберете. А вы должны знать, что на этом наше сотрудничество заканчивается. Потом не попадаться никому на глаза — ваша забота. И разумеется, тех, на кого вы работаете.

— Разумеется.

Зазвонил телефон.

— Если это какой-то хитрожопый репортер, который нашел способ дозвониться до вас, пошлите его подальше, — бросил Хости. — А если скажете хоть слово о том, что я здесь, я перережу вам глотку.

Я подумал, что он шутит, но полной уверенности не было. Взял трубку.

— Я не знаю, кто вы, но я очень устал, а потому…

Женский голос с придыханием ответил, что не задержит меня надолго. Глядя на Хости, я беззвучно произнес: «Джеки Кеннеди». Он кивнул и плеснул в стакан моего шампанского. Я отвернулся, словно мог помешать Хости подслушивать наш разговор, стоя к нему спиной.

— Миссис Кеннеди, вы могли бы и не звонить, но говорить с вами для меня большая честь.

— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали. Я знаю, мой муж уже поблагодарил вас от нас обоих, но… мистер Амберсон… — Первая леди заплакала. — Я хочу поблагодарить вас от наших детей, которые могут сегодня пожелать спокойной ночи матери и по телефону — отцу.

Каролин и Джон-Джон. До этого момента я о них и не думал.

— Миссис Кеннеди, я вам очень признателен.

— Как я понимаю, вы собирались жениться на молодой женщине, которая погибла.

— Совершенно верно.

— У вас, должно быть, разбито сердце. Пожалуйста, примите мои соболезнования… этого мало, я знаю, но это все, что я могу предложить.

— Спасибо вам.

— Если бы я могла изменить то, что произошло… если бы я могла повернуть время вспять…