Воспоминания о заряде не давали мне покоя. Собственное состояние несколько настораживало, а тут еще беспокойство за парней усилилось.

Шутки кончились. Ганзо действительно пытался их убить.

– Это уже не смешно, – нервно сглотнула шерга.

– Мы здесь сдохнем, если не остановим хорога, – констатировал Шин.

– Чтоб у тебя язык отсох, – впервые за долгое время выругалась я. – Все будет хорошо.

Кивнув своим мыслям, отправилась на выход.

– Ты куда?! – переполошилась Мэла. – Стой, кирито дурная, он же тебя убьет! – И шерга бросилась за мной.

Пришлось остановиться.

– Жди, – спокойно ответила ей, чуть обернувшись.

Как ни бежала от прошлого, а сути своей я изменить не могла. И именно она должна была мне сейчас помочь.

Пока шла к выходу, пока покидала кар и подходила к хорогу, я делала то, что умела лучше всего. Отпускала контроль над эмпатией, позволяя мозгу чувствовать всех живых существ в радиусе ста стандартных метров. Я одновременно слышала их и не слышала. Моей целью был лишь один переполненный болью и дикой яростью хорог. Он заглушал все. И чем ближе я к нему подходила, тем хуже я чувствовала испуг норма, тихий ужас шерги и боль парней.

Так вот, о том, что я умею лучше всего. Айра я или не Айра?

Оказывается, я не забыла. Ничего не забыла.

Медленно, шаг за шагом, приблизилась к настороженному хорогу. Глаза стеклянные, руки в крови, поза напряженная. Любое неверное движение, и он бросится. Бросился бы… если бы мог.

…Сейчас его покидает ярость. Медленно, по капле. Она уходит ко мне. Перетекает, как перетекала бы вода из переполненного сосуда в порожний. Это нетрудно – забирать его эмоции. На самом деле его проблема не так страшна, как может показаться. Он не ушел в глубины подсознания, не закрылся инстинктами. Он может вернуться и сам, вот только боится. И этот страх я чувствую под слоем ярости. Боится осознать то, что натворил.

– Все хорошо, – медленно протягиваю ему руку ладонью вверх. – Пойдем со мной, – улыбаться нельзя – примет за оскал. Дышу спокойно, взгляд прямой, у меня лишь одно желание – уберечь и защитить. Дать покой.

Но, похоже, я себя переоценила, и холодная испарина на лбу тому доказательство. Устала. Голод усилился, да и спать захотелось еще сильнее. Казалось, куда уж больше.

– Пойдем. – Голос мягкий, убаюкивающий, обволакивающий.

Шаг назад. И он подался вперед. Еще шаг – спиной к кару. Но тут сработал закон подлости, наемники очнулись. И нет бы прийти в себя и молча страдать, им обязательно нужно было начать стонать!

Едва различимый звук, короткий стон, и установившаяся между нами связь треснула, словно азмаирский хрусталь. Ганзо среагировал на звук, повернув голову к недобитой жертве. Честное слово, именно в тот момент я впервые пожалела о том, что хорог их не добил.

Не нужно быть менталом или провидцем, чтобы предсказать наиболее вероятное развитие событий. В подобном состоянии неадекватный хорог бросится на очнувшуюся жертву, и тогда я не поручусь за жизнь парней. Эти мысли пронеслись в моей голове за долю мгновения. Решение я приняла еще быстрее.

Прежде чем Ганзо начал двигаться, я метнулась к нему. Меньше одной стандартной секунды, и я коснулась черной кожи наемника, крепко схватила его за лицо. Для этого мне пришлось встать на цыпочки. Он не ожидал от меня подобных действий. Меня вообще как угрозу не рассматривали. А ведь из этого положения так легко повернуть большую голову хорога под определенным углом до щелчка. Здесь даже моих силенок хватит. Скорее всего, именно так он подумал в тот момент, ибо страх его усилился в разы.

Выхода нет, похоже, придется надорваться. И это в моем-то состоянии.

– Смотри мне в глаза, – властно приказала растерявшемуся мужчине.

Поздно забирать его страх, поможет только замещение. Моя усталость, мой голод и моя тоска заполнили его сознание. Не мысли – всего лишь ощущения, вытесняющие другие эмоции. Ведь нет ничего сильнее тоски Айры. Этого хватило, чтобы сбить изначальные настройки затуманенного разума. И этого же хватило, чтобы окончательно деморализовать меня.

– Пять стандартных минут на то, чтобы загрузить парней в кар, – процедила сквозь зубы, видя осмысленный взгляд хорога.

Сама развернулась и поплелась к транспорту. Мне еще этой консервной банкой времен второго освоения космоса управлять.

Ганзо не стал задавать лишних вопросов и сразу же развернулся к очухавшимся парням. Те в свою очередь воспользовались помощью друга для того, чтобы подняться на ноги, но добираться до кара предпочли на своих двоих.

Я же, устало проигнорировав ошарашенный взгляд Мэлы и ничего не понимающий Шина, рухнула в кресло пилота.

В тот раз мы еле успели. Стоило покинуть негостеприимные стены центра, как здание начало уходить под землю. До корабля добрались беспрепятственно. Если, конечно, не брать в расчет сигнал тревоги, посланный капитаном в ближайший населенный пункт. Но тут дело взял в свои руки ведущий и выдал мне безопасные координаты пути. В общем, нежелательной встречи мы избежали. А потом и вовсе покинули орбиту планеты.

Народ не спрашивал меня, что же такое я вытворила с Ганзо. Они лишь молча косились в мою сторону и иногда одаривали странными взглядами. Кто-то мог бы списать такое поведение на внезапно проснувшееся чувство такта. Но я-то знала, что их ко мне Ганзо не подпускал. Из признательности, наверное. А может быть, пожалел осунувшуюся и оголодавшую недочеловечку. Ведь стоило нам перейти в энели, как я тут же отправилась в блок питания, где провела целый стандартный час. А потом позорно уснула прямо за столом.

В себя пришла на руках у Рима. Он бережно заносил меня в свою каюту…

Какого кхара, позвольте узнать?! – пронеслось в моей голове.

Но после того как ведущий уложил мое бренное тельце на свою кровать, способность связно мыслить куда-то испарилась. Последнее, что уловило мое ускользающее сознание, было горячее дыхание ксерка на моих губах.

Эта комната могла бы быть залом для официальных аудиенций – неоправданно большие размеры и пустое пространство. Но она оказалась спальней, ибо посередине стояла огромная резная кровать. В детстве я обожала играть в прятки с придворными дамами и частенько пряталась в недрах необъятного монстра. Это было забавно, потому как дамы не могли переступить порог его спальни без высочайшего дозволения. А я в свою очередь частенько пряталась среди мягчайших подушек, забывая и о дамах, и об играх. И тогда они шли к Хану, как-никак он был моей персональной нянькой. У него высочайшее дозволение имелось.

Боковая стена являлась одним сплошным окном. Его не прикрывали тяжелые полотна ткани, зачем? В окна этой спальни не мог заглянуть ни один желающий – благодаря особому составу стекла, которое открывало хозяину опочивальни поистине великолепный вид на хрустальное озеро и чистейшую небесную гладь. Он подолгу всматривался в даль, считая, что я еще сплю.