приличий. Распахнув дверь, он увидел привычный сумрак, усугубленный такими же, как у него, черными стенами. Ничто не отвлекало от «ReLife» женщину, покоившуюся в анатомическом кресле. Вот только игровая консоль испускала то же необъяснимое инфернальное мерцание, которому — Максим был уверен — просто неоткуда взяться. Никаких источников света в ней не имелось.

Оставалось предположить, что в его восприятии появился некий дефект. Значит, есть повод для срочного вмешательства (лишь бы не для помешательства). Это как будто оправдывало его недопустимое поведение. Он приблизился к Ирине вплотную. Ее глаза были закрыты, она выглядела спящей. Или мертвой, если зайти в сравнениях немного дальше положенного. Макс уже боялся собственных мыслей. Положил руку на ее запястье. Теплая. Конечно, она спит. И, возможно, видит прекраснейшие сны в своей жизни. Нет, в другой жизни, более яркой и счастливой. В отличие от него. Ему не везло ни там, ни здесь. Вот дерьмо…

Придется ее разбудить. Разве не для того существуют близкие люди, чтобы было к кому обратиться в трудную минуту? Сейчас он в этом вдруг засомневался. Не мог припомнить, когда они обращались один к другому в трудную минуту. Может, раньше просто не случалось трудных минут? Что же, вот такая настала. Поэтому, милая, будь любезна, очнись, за кого бы ты там ни жила…

Он подергал ее за руку. Позвал тихо, потом громче. Погладил по щеке. Потрепал слегка. Наконец взял за плечи и встряхнул довольно неласково. Безрезультатно. Она ни на что не реагировала.

Максу сделалось еще более не по себе. Будто кто-то злонамеренно и подловато вышибал из-под него одну опору за другой. Прежде он и не подозревал, что его душевный покой зиждется на таких ненадежных костылях. Один из «костылей» сейчас лежал перед ним и явно был не в состоянии ничего подпереть. Это раздражало и даже злило.

Максим принялся будить Ирину всерьез. Почти реанимировать. После бесплодных усилий, испуганный как никогда в жизни, приложил ухо к ее груди. Прошли жуткие секунды гробовой тишины. Потом все-таки раздался нутряной удар — отголосок работы жизненно важной мышцы. Он обомлел, не зная, что означает сердцебиение с частотой несколько ударов в минуту. Кома? Анабиоз? Глубочайший сон за пределами этой жизни? Да какая разница, заметил язвительный внутренний голос. Ее все равно что нет. Максим остался один на один с проблемой, а он, в отличие от карлика Тузика, к такому не привык.

Во рту пересохло, но насчет попить он и думать забыл. Первейшей потребностью стало свалить проблему на кого-нибудь другого. Не поделиться — хватит, он уже пытался, — а именно свалить. Он чувствовал, что только после этого сможет разобраться со своим злосчастным карликом, занозой в… а кстати, в чем? Разве Тузик не был всего лишь эдаким канализационным устройством в его, Максима, душевной организации? Неужели даже виртуальные унитазы иногда засоряются? Ладно, к черту пока гнилую психологию.

В левом нижнем углу поля зрения, реагируя на его эмпатию, услужливо появился значок для вызова экстренных служб. Кого вызывать — амбуланс? Если Ирине поставят диагноз «игровое истощение», ее партнеру тоже не миновать карантина. Судя по странным эффектам, он поймал как минимум один из бесчисленных синдромов, связанных с длительным пребыванием в иной реальности. А это значит — прощай «ReLife» на долгие и пустые десять суток, а может, и навсегда. Туза автоматически спишут со счетов — в прямом и переносном смысле. Макс понял, что не вынесет этого. В очереди на следующего персонажа придется стоять года три, с него снимут статус вневозрастного пенсионера, и ему придется искать работу. Грязную работу в грязном мире за пределами квартиры. Почему-то это представлялось кошмаром и по-настоящему пугало, хотя он еще ни дня не работал. В глубине души он знал почему. В этой жизни, в отличие от «ReLife», не было опции сохранения. Каждый шаг был непоправим. И каждый шаг мог стать последним.

Да что с ним такое?! Еще недавно чувствовавший себя относительно комфортно, теперь он цепенел при одной лишь мысли о необходимости ежесекундного выбора. Сделались потенциально опасными любые, даже самые пустяковые, поступки. Он попытался, но не смог представить, как вообще прожить без «ReLife» и вне «ReLife». А как жили его несчастные предки? Страшно подумать. Как они умудрялись хоть что-нибудь делать? Как решались высунуть нос за бронированную дверь, не говоря уже о том, чтобы отправиться куда-нибудь — для начала свернуть за угол, например?…

Время убегало, Ирина пребывала на неведомых уровнях безумия (вот уж действительно без ума, точнее не скажешь!), а он сильно нервничал. Что там с карликом? Удастся ли вернуться туда, откуда его вышвырнула загадочная штуковина, которая инициировала некое действие при помощи слова из шести букв. Живя за Туза, Максим точно знал, что штуковины, купленные у Маркияна, могли послужить для устройства разных мелких пакостей, так почему бы одной из них не оказаться годной для осуществления пакости покрупнее? Цыган ведь совершенствовал не только свои шулерские навыки, но и темное ремесло. Тут некстати вспомнилась история с дудкой, переделанной Маркияном из допотопного автомобильного клаксона. Карлик Туз был свидетелем того, как дудку пыталась купить женщина в траурной одежде. Уже заплатив, она спросила с мольбой в голосе:

— Вы обещаете, что он вернется?

Цыган с мрачным видом кивнул. Она сомневалась — видно, чуяла неладное:

— А что будет потом?

Маркиян брезгливо посмотрел на купюру, держа ее двумя пальцами, и сказал:

— Здесь не так много денег, чтобы я отвечал за последствия.

Прислушавшись к голосу разума, еще звучавшему в ее скорбной голове, она бросила дудку и убежала. А вот в Тузике, по обыкновению, победило проклятое любопытство. Улучив момент, когда, как ему казалось, цыган отошел по нужде, он слегка дунул в дудку. Раздался совсем не впечатляющий звук, даже слегка неприличный. Вскоре вернулся Маркиян, поглядел на карлика с насмешливым сожалением — будто на щенка, сунувшего свой глупый нос куда не следует, и предупредил:

— Теперь жди гостей.

— Каких гостей? — спросил Тузик, холодея от дурного предчувствия.

Цыган, конечно, не стал облегчать ему ожидание:

— Иногда они забавно пляшут. Если, конечно, сумеешь заставить…

И — да, гость был. Той же ночью. Всего один — мальчишка со свернутой набок головой, — но карлик не нашел в его визите ничего забавного. С тех пор Тузику больше не хотелось видеть подобных гостей. Максиму тоже, какой бы пустой и скучной ни была жизнь. Его даже не интересовало, куда подевалась дудка. А вот теперь оставалось сожалеть, что «цилиндры» не попались карлику на глаза раньше, пока мирно дремали