– Настя…

– Илья, ты разве катаешься на лошадях? – переспрашивает Сергей. – Я помню, по молодости, тоже любил с отцом ходить на конюшню. У нашей семьи было свое ранчо, и там каких только мустангов я не перевидал! Правда, сын, удивил.

– Ты умеешь, да, дядь? – воодушевленно, чуть ли не выпрыгивая из платья, переспрашивает Каролина. 

И почему они все так удивлены этому факту?

– А как же страх из детства? – подает голос Эмма, словно прочитав мой немой вопрос в глазах. Вот оно как значит! Страх…

Черт, Настя, не могла придумать что-то другое!

– Пришлось… – бросает на меня тяжелый взгляд Илья, – научиться ради Насти. Как по-другому я мог ее очаровать? Она из этого клуба не вылезала практически. Либо подиум, либо конюшня. Я пошел по пути наименьших потерь, – ухмыляется Сокольский. – С ней история с очаровательной улыбкой и букетом, как с другими, совершенно не прокатывает.

– Хм, да-а-а… я как-то предпочитаю более активные ухаживания, – тяну время, думая, что ляпнуть бы еще, только чтобы окончательно нас не закопать. – Кстати, его первый урок был самый забавный. У нас дети так лошадей не боятся, как их боялся Илья. Буквально на пару метров его было не заставить подойти. А это его падение практически в кувырке с коня,  у-у-у...

– Ну, спасибо, Загорская, – шепчут мне сквозь зубы. 

Да уж, неудачный выбор, мысленно он мне уже свернул шею.

– Ну, а что скрывать-то? Все мы когда-то это делали впервые, – немного нервно улыбаюсь Илье. – Зато благодаря твоему эффектному полету с коня я тебя тогда и заметила, любимый, – глажу ладошкой по щеке Сокольского, словно кота против шерсти. – Это была судьба.

– Боже, сын, ты себе ничего не сломал? – хватается за сердце Эмма. – Зачем ты туда вообще пошел?

– Только свою гордость, мама, – машет головой Илья, – любовь, как видишь, творит странные вещи. Но зато теперь я наездник хоть куда, – посмеивается Илья, похоже, смирившись с тем, что сказанного не воротишь. – Все ради любимой Насти, – говорит с улыбкой, и я накрываю его руку своей, вроде как стараясь извиниться.

Хотя – ехидничает внутренний голос – он передо мной извиняться никогда не торопится. 

– В общем, тот день я предпочел бы забыть. Свое общение мы продолжили с Настей в тот день в кафе. Ну, а там уже все быстро закрутилось, завертелось, и я не успел опомниться, как пропал. Очнулся, стоя на одном колене с кольцом в руке, – быстро тараторит Илья, сворачивая тему. – Вот так.

– Хм… – хмыкает Каролина. – А как ты…

– А “как я”, этот рассказ мы оставим на другой день, племяшка, – подмигивает Илья, и Каролина безразлично пожимает худенькими плечиками.

– Ну, и ладно, не очень-то и хотелось.

Ну, нам вот точно. 

Дальнейший обед мы продолжаем за совершенно ничего не значащей беседой то о погоде, то о природе. В общем, наконец-то что-то далекое от опасных тем: знакомства и нашей истории любви.

Каролина, быстренько умяв обед, снова под недовольный возглас “бабули” уносится, совершенно не имея интереса к долгим “взрослым” застольям, после чего Эмма больше не допытывается и вообще сидит тише воды, ниже травы, только поглядывая на меня изредка, а мужчины погружены в рабочие вопросы. И я вполне могла бы расслабиться и наслаждаться вкуснейшим десертом, если бы не ладонь Ильи, которая все еще лежит на моей коленке и убирать которую, он, похоже, не собирается. А когда, чуть сдвинув ладонь вверх и бровью не ведя, большим пальцем начинает выводить какие-то незамысловатые узоры на моем голом бедре, я перестаю дышать и молю всех богов, чтобы эта пытка быстрее закончилась. С каждым его движением – и он, гад, этим явно наслаждается – жар растекается по венам вместе с кровью, будоража ужасно неуместные и запредельно неправильные мысли по отношению к нему и его рукам. Не знаю уж, что это, душевный порыв или изощренная месть за “падение”, но в итоге, я не выдерживаю и, подскочив с места как ужаленная, с пылающими щеками, на ватных ногах, оставляю семейство в его тесном кругу. Уже на выходе, ловя довольный смешок Сокольского и оборачиваясь, мысленно шиплю от злости, потому что он улыбается, ну,уж слишком победно и сияет ярко. 

Ну, вот гад! Точно, гад! 

Три ха-ха, так он и спустил тебе с рук историю с падением, наивная Настя. 

В спальню возвращаюсь в состоянии легкого раздрая. Обед теперь стоит комом в горле. И хоть мужская половина семьи Сокольских ведет себя почти прилично и даже спасает от выпадов Эммы, но осадок неприятный все равно остался. Остался и никуда его не деть, пока мы с этой неприятной женщиной просто навсегда не распрощаемся.

И как-то не к месту подумалось: а после уикенда Сокольский так же и продолжит врать родителям про наши отношения? А когда придет время свадьбы, он как собирается выкручиваться? Наденет на лицо невесте фату и никому не покажет свою избранницу? И плевать, что там вообще будет другая? Или что?

В общем, вопрос на вопросе, и отвечать мне на них явно не будут. Да и не мое это дело.

Когда, преодолев просторные светлые коридоры, поднимаюсь на второй этаж и закрываю дверь спальни за собой, испытываю единственное желание – упасть на кровать и хоть на пару мгновений отключиться. Уснуть. Провалиться в небытие.

Но моим планам не суждено сбыться, потому что в нашей с Сокольским комнате я застаю гостью. 

– Каролина? – спрашиваю удивленно, так как ребенка, по-моему, совсем не напрягает, что она в чужой комнате роется в чужих вещах. И только при виде меня девчушка подпрыгивает от неожиданности, отдергивает руки от стола и, быстренько крутанувшись на пятках, прячет что-то за спиной с ангельской улыбкой на губах и с совершенно не ангельским взглядом.

– А почему ты зашла без разрешения? – делаю шаг, но девчонка отступает.

– А потому что это дом бабули и дедули. 

Сказать, что я опешила от такой наглости – ничего не сказать. 

– Но это не значит, что ты можешь просто так заходить в нашу с Ильей комнату и шариться в наших с твоим дядей вещах, – пытаюсь улыбнуться, чтобы смягчить свои слова, но эта забияка показывает мне язык и, выдернув руки из-за спины, машет бумажкой. А у меня ухнуло в пятки сердце от дурного предчувствия. 

Мне не надо суперзрения, чтобы понять, что оказалось в ее цепких пальчиках.

Чек.

Черт возьми! Это же надо было так опрометчиво бросить такую важную, компрометирующую нас с Сокольским вещь фактически на всеобщее обозрение! А если бы в спальню зашла Эмма или даже те же служанки убраться?!

– Каролина, малышка, положи на место, – выставляю вперед руки и понижаю громкость чуть ли не до шепота.

Пожалуйста-пожалуйста, только бы она оказалась ребенком разумным!

– Не-а, – руша мои надежды, крутит головой вредина и улыбается. Судя по тому, как у нее это  выходит, она понимает, что это за чек.