Вместе с красотой Евы росла и отцовская гордость. Когда дочери исполнилось двенадцать, герцог заказал ее портрет в обрамлении лилий художнику из самой Ос Альты. Кроме того, изображение Евы смотрело с каждого мешка муки, намолотой на мельнице герцога. После этого женщины в городе стали носить прически, как у Евы, а мужчины со всей Равки приезжали в Велисьяну убедиться, что этакое чудо существует в действительности.

Художник, понятное дело, тоже влюбился в Еву. Он подлил красавице в молоко сонного зелья из омежника и вывез из города. Похититель успел добраться до Аркеска, прежде чем его поймали. Герцог обнаружил дочь мирно спящей в телеге между холстами и горшками с краской. Ева, живехонькая и здоровехонькая, ничего не помнила, однако на всю жизнь заработала отвращение к картинным галереям, а от запаха масляной краски ее с тех пор неизменно клонило в сон.

В пятнадцать стало понятно, что выходить из дома девушке более небезопасно. Она пробовала красить волосы и перемазываться золой, но это только давало простор воображению и еще больше распаляло мужчин, которые следили за ней во время ежедневной прогулки. Однажды Ева остановилась, чтобы вытряхнуть из туфли камушек, и на краткий миг невольно обнажила безупречную щиколотку. В толпе вспыхнули беспорядки, после чего герцог решил не выпускать дочь из дворца.

Девушка проводила время за чтением и вышивкой, для моциона гуляла по длинным коридорам – обязательно в вуали, дабы не отвлекать слуг. Каждый день, когда часы на колокольне били полдень, Ева показывалась в окошке своей комнаты: приветствовала собравшихся на площади людей и выслушивала признания в любви многочисленных воздыхателей, просивших ее руки. Женихи пели серенады, показывали фокусы и даже устраивали поединки, демонстрируя отвагу. Правда, дуэли не всегда заканчивались бескровно. После второй смерти отставной полковник, выполнявший роль распорядителя поединков, строго-настрого их запретил.

– Папочка, – обратилась к герцогу Ева, мечтавшая увидеть над головой синее небо, – почему я должна прятаться?

– Наслаждайся этой властью, – ласково похлопал ее по руке отец. – Пройдет время, ты состаришься, и, когда будешь идти по улице, никто даже не посмотрит в твою сторону.

Хотя такой ответ девушку не устроил, она поцеловала герцога в щеку и вернулась к пяльцам.

Утром ее шестнадцатого дня рождения ко дворцу в сопровождении сына явился Нестор Левкин – один из богатейших людей Велисьяны, второй после герцога. Нестор собирался устроить брак сына с Евой, однако едва вошел и увидел сидящую у камина девушку, как тут же заявил, что сам намерен на ней жениться.

Отец и сын принялись спорить, потом набросились друг на друга с кулаками. Для разрешения спора вызвали отставного полковника. Бывшему распорядителю дуэлей хватило одного лишь взгляда на красавицу; выхватив меч, он бросил вызов обоим женихам, старому и молодому. Герцог отослал Еву наверх и вызвал стражу, чтобы разнять дерущихся. Постепенно воздействие чар прелестницы развеялось, и все трое пришли в себя. Они вместе выпили чаю и, сидя за столом, от стыда не смели поднять голову.

– Так не может продолжаться, – высказался полковник. – С каждым днем толпа на площади растет. Мой герцог, тебе следует выбрать Еве мужа и покончить с этим безумием, пока люди не разорвали друг друга на куски.

Вообще-то герцог легко мог положить конец беспорядкам, просто поинтересовавшись у дочери, чего та хочет, однако всеобщее внимание к Еве ему льстило, да и муки благодаря ей он продал много. И вот герцог придумал план, который одновременно удовлетворял его алчность и тешил тщеславие.

Случилось так, что герцогу принадлежали обширные леса, которые он хотел вырубить и засеять расчищенные поля пшеницей. Назавтра в полдень он появился на балконе, выходившем на Площадь Женихов, и помахал рукой собравшейся толпе. Узрев вместо прекрасной Евы герцога, публика разочарованно вздохнула, однако, когда он заговорил, все навострили уши.

– Пришло время выдать мою дочь замуж. – Народ радостно загудел. – Но рука ее будет принадлежать лишь самому достойному. Ева – хрупкий цветок, который нужно держать в тепле. Пусть каждый из вас отправится в мой лес и принесет на паровое поле у его южного края кучу бревен. Тот, кто к завтрашнему рассвету сложит самую высокую кучу, получит мою дочь в жены.

Поклонники Евы не стали задумываться над этим странным заданием и ринулись за топорами.

Когда герцог захлопнул балконные двери, Ева спросила:

– Прощу прощения, папочка, разве так выбирают мужа? Дров завтра принесут целую гору, но хороший ли человек мне попадется?

– Ева, дорогая, – герцог коснулся руки дочери, – неужто ты думаешь, что я так глуп или так жесток? Разве ты не заметила принца, который всю неделю приходил на площадь, терпеливо дожидаясь той минуты, когда увидит тебя? Золота у него столько, что хватит нанять тысячу человек, готовых махать топорами. Он легко выиграет в этом состязании, а ты станешь жить в столице и до конца дней носить шелка. Все устроится лучшим образом, вот увидишь!

Ева сомневалась, что получила ответ на свой вопрос, однако же поцеловала герцога в щеку и похвалила за мудрость.

Чего она не знала, как не знал и ее отец, так это того, что их разговор подслушал Семен Рванина, прятавшийся в сумраке часовой башни. Семен был проливным из гришей, очень сильным, но бедным. Дело происходило еще до создания Второй Армии, когда на гришей почти повсеместно смотрели с подозрением и мало где привечали. Семен кочевал из города в город и зарабатывал свой хлеб, меняя русла рек во время засухи, сдерживая ливни, если зимние шторма налетали слишком рано, или указывая правильные места для рытья колодцев. С этим он справлялся легко. «Воде нужно лишь задать направление, – говаривал он в тех редких случаях, когда к нему обращались с вопросами. – Она любит, когда ей указывают».

Платили ему обычно зерном или снедью, и как только он выполнял свою работу, жители просили его уйти. Уставший от такой жизни, Семен давно хотел осесть на одном месте, завести дом и жену. Он мечтал о новых сапогах и дорогом кафтане, чтобы во время прогулки по городу люди смотрели на него с почтением. Еву Лучову он жаждал заполучить с того момента, как впервые увидел.

Семен добрался до южной границы леса, где претенденты на руку Евы уже вовсю рубили деревья и укладывали бревна в штабеля. Топора у него не имелось, как и денег, чтобы его купить. Семену хватило бы и ума, и дерзости, чтобы украсть инструмент, однако он видел принца под окном Евы, и план герцога был ему вполне понятен. При виде открывшейся картины сердце у Семена упало: целые бригады дровосеков складывали бревна по приказу принца, а сам принц, золотоволосый и улыбающийся, наблюдал за работой, вертя в ладони топор с рукояткой из слоновой кости и характерно поблескивающим лезвием из темно-серой стали гришей.

Семен спустился к реке. Здесь находилось его пристанище, здесь он держал груду лохмотьев, служивших ему постелью, и скудные пожитки. Сидя на берегу, он слушал размеренный шум воды, вращающей колесо гигантской мельницы. На людях Семен был молчаливым и хмурым, но на пологом речном берегу, где мягко шелестел камыш, он давал волю словам и облегчал душу, делясь с водой всеми своими тайными желаниями. Река смеялась его шуткам, внимательно слушала, умиротворенно бормотала, соглашаясь, или возмущенно ревела, если была против.