— Кроме двадцатилетних дружеских уз.

— Так поправьте меня.

— Четыре года назад Лина вышла замуж, именно тогда дружеские узы, как вы их называете, были безжалостно разорваны.

— И вы ни разу не виделись на протяжении этих четырех лет?

— Ни разу.

— Зачем же она пригласила вас на юбилей мужа?

— Это остается для меня такой же тайной, как и для вас. Мы с Натальей не из этого курятника. Зачем Лине понадобилось выставлять нас на посмешище, я не знаю. Спросить бы об этом у нее, но увы… — Виктория картинно вздохнула и вытащила из сумочки сигарету.

— Итак, расскажите нам, что вы делали вчера вечером.

— А ничего я не делала. Приехала на тачке, по дороге заправилась коньячком для храбрости. Вошла в «тронный зал», вижу весь бомонд в шоке, стушевалась и на нервной почве лишку хватила. Когда начались танцы, Наталья меня подхватила и утащила в комнату Лины — спать. Уснула, проснулась — свет в ванной горит, и вода плещется. Пошла посмотреть, и вижу: Лина в крови плавает. Вот и все.

— То есть ни шума, ни голосов, ни каких-либо других звуков вы не слышали? А проснулись отчего?

— В туалет захотела. Ничего такого я не слышала. А потом, насколько мне известно, следов борьбы ни на теле Лины, ни в помещении обнаружено не было. Или это не так?

— Вопросы здесь задаю я, госпожа Трамм! — одернул Викторию Стас.

— Ах, да! Без этой сакраментальной фразы не обходится ни один милицейский сериал, — парировала Вика, глубоко затянувшись сигаретой.

— Скажите, у вас сердце в порядке?

Вика не ответила, вопросительно уставившись на Дубового. Тот молчал.

— Это к тому, что я должна приготовиться к худшему? — наконец выдавила она.

— Очень может быть. Скажите, вы не пользуетесь лекарством под названием вантостин?

— Нет. До сих пор не пользовалась. Но боюсь, что после судьбоносных событий, происшедших здесь, придется прибегнуть к помощи медицины.

— А ваша подруга Наталья Погодина тоже не страдает сердечно-сосудистыми заболеваниями?

— Наталья-то? Живее всех живых.

— И еще один вопрос, госпожа Трамм. Что вы сами думаете о происшедшем?

— Гм, что я думаю? Думаю, что дело нечисто, но это не моего ума дело.

— И все же… Почему вы считаете это дело нечистым? — полюбопытствовал Стас.

— Потому что семья довольна. Разве вы не заметили, как все они светятся? Они же с трудом сдерживаются, дабы не пуститься в пляс. Особенно мамаша Фандотти, она просто млеет от восторга.

— Разве? А мы и не заметили! — не удержалась от удивленного возгласа Ольга.

— Наблюдательность — качество, необходимое профессиональному сыщику, — снисходительно заметила Виктория.

— Спасибо, что напомнили, — сухо поблагодарил Стас. — Значит, вы уверены, что синьора Луиза была заинтересована в смерти невестки?

— Уверена. Уверена и в том, что вся пьеса с приглашением меня и Натальи на это гребаное торжество была заранее написана и отрепетирована. Уверена, что авторы и режиссеры всего этого действа — святое семейство Фандотти, пропади оно пропадом. Уверена, что я — жертвенный агнец. Тщательно отобранный, но агнец. — Вика с трудом перевела дыхание, пытливо вглядываясь в лица Стаса и Ольги. Она стремилась понять, какое впечатление произвели на сыщиков ее слова.

Ольга скромно опустила глаза, Стас хранил молчание, мрачно изучая ногти.

По прошествии нескольких невыносимо долгих минут он наконец нарушил молчание:

— Это все, что вы имеете сказать нам, госпожа Трамм? Вам нечего добавить?

— Пожалуй, что и нечего.

— Тогда вы свободны.

Виктория тяжело поднялась и медленно направилась к выходу. На пороге она оглянулась и открыла было рот, но внезапно передумала и, так и ничего не сказав, вышла.

Оставшись наедине, Ольга со Стасом некоторое время молчали. Полковник явно нервничал и вытащил из пачки сигарету. Взгляд его упал на мундштук, который как-то забыли предъявить для опознания Виктории.

— О, а ента финтифлюшка? Никто так и не признал ее своей. Напрашивается версия с инопланетянами. Не иначе как из космоса занесло.

Ольга только покачала головой. Что сказать, когда нечего сказать.

Настроение двух детективов медленно сползало к нулю.

— Чего делать-то будем? — хмуро промолвил Стас.

— Сухари сушить. Я лично ничего не понимаю.

— Я не понимал с самого начала. Нет, ну это не поддается никакой логике: я имею в виду «семейную версию». Пришлепнуть родственницу, а потом созвать в дом толпу детективов, чтобы они вывели убийц на чистую воду. Нелогично.

— Я бы не сказала. Быть может, убийца настолько самонадеян, что уверен в собственной безнаказанности. А толпа детективов — для отвода глаз. Чтоб заткнуть рот злопыхателям, прессе, — задумчиво проговорила Ольга.

— Допустим, ты права. И кто у тебя на подозрении?

— Знаешь, я бы поближе познакомилась с мамочкой и сестрой господина Фандотти. У меня есть информация, что именно они терпеть не могли Лину.

— Договорились. Я, пожалуй, отдам привилегию общения с высокородными синьорами тебе. Мои казарменные манеры будут раздражать белую кость. А если серьезно, то у меня масса срочных дел в управлении. К вечеру я вернусь, и ты мне расскажешь, чем дышат эти итальянские курочки. Лады? Я не прощаюсь. — Стас собрал со стола блокнот, ручку, диктофон и стремительно вышел из комнаты.

Ольга осталась одна. Опрашивать родственников убитой — дело весьма тонкое и щекотливое, они в данный момент выступали в роли потерпевших, и самый невинный вопрос мог спровоцировать истерику или, упаси господи, скандал со всеми вытекающими. А связываться с таким могущественным семейством — дело, ох, какое опасное! Хватишь лишку — лицензии лишат в два счета. Стас — стреляный воробей, и чистка авгиевых конюшен ему не улыбалась, потому это хлопотное занятие он и предоставил Ольге.

Она встала и принялась слоняться из угла в угол, обдумывая предстоящий разговор.

Побродив по громадному залу еще с полчаса, Ольга решилась.

«Перед смертью не надышишься», — сказала она себе и отправилась на поиски синьоры Луизы.

Обойдя весь первый этаж, включая кухню (хотя Ольга была уверена, что уж там-то синьоры Луизы быть не может ни при каких обстоятельствах), она заглянула в зимний сад и тут же наткнулась на престарелую матушку Массимо Фандотти и его сестру. Дамы сидели возле импровизированного фонтанчика с плавающими в нем красными рыбками и лениво бросали им крошки хлеба.

«На ловца и зверь бежит, — порадовалась Ольга, — обе на месте».