Слушая сестру, Фандотти тяжело расхаживал взад-вперед по комнате, время от времени останавливаясь перед одним из массивных книжных шкафов, вынимал оттуда первую попавшуюся книгу, сдувал с нее несуществующие пылинки, машинально ставил ее на место и вновь принимался шагать. Заметно было, что он очень нервничает. Когда Джина, наконец, умолкла, брат резко повернулся к ней — лицо его было багровым, губы тряслись, он с ненавистью посмотрел на сестру и прошипел:

— Если ты посмеешь кому бы то ни было повторить то, что я услышал сейчас, я удушу тебя собственными руками! Вот этими самыми руками. — И он потряс перед лицом Джины большими выхоленными кистями. — Поняла?! — неожиданно взревел он.

Джина вжалась в угол дивана так глубоко, точно хотела просочиться сквозь его обивку внутрь. Ее трясло, она никогда не видела брата в таком состоянии. Даже обнаружив полчаса назад труп матери, он так не психовал.

Массимо между тем примолк и задумался. Когда он нервничал, то принимался щипать кожу на запястье — остервенело, безжалостно, до синяков, чем сейчас синьор и занимался. Попрактиковавшись в мазохизме, он неожиданно выпалил:

— Слушай, а не твоих ли рук это дело?!

— Какое дело? — изумилась Джина. Лицо ее, прежде мертвенно бледное, вспыхнуло.

— Ну точно! Как же я раньше не догадался — сначала Лина, потом мама, а потом, потом чья очередь?

— Ты с ума сошел, Массимо! Зачем мне это было нужно?

— А черт тебя знает! Может, от ненависти: она ведь переполняет тебя с детства. Мне всегда казалось, что еще немного, и ты захлебнешься собственной желчью. А может, на этой почве ты сдвинулась, а? Превратилась в маньячку? А? Что скажешь, сестренка? Ведь это ты видела матушку последней? Или я ошибаюсь?! — Он снова кричал, глядя на сестру обезумевшими глазами.

— Нет. Ты не ошибаешься, Массимо. Да, я видела маму последняя. — Лицо Джины словно окаменело, голос дрожал, но глаз она не отвела. — Ты так и не ответил на мой вопрос: если убийства Лины и мамы моих рук дело, то с какой целью?

— Будто сама не знаешь! Деньги! Ты всегда мечтала остаться единственной наследницей состояния Фандотти. Так что следующий на очереди, вероятно, я?

— Сумасшедший! — с вызовом бросила Джина и отвернулась.

В дверь библиотеки постучали, и в дверном проеме показалась всклокоченная голова Ольги. Палева выглядела невозмутимой, и только прическа — вернее, полное ее отсутствие — указывала на спешку, с которой детектив выскочила из своей комнаты, заслышав шум и крики.

— Простите, господин Фандотти, но мне необходимо поговорить с синьорой Джиной.

Массимо сверкнул глазами на сестру и стремительно вышел из библиотеки, Джина облегченно вздохнула и выпрямилась. Но синьор Фандотти неожиданно вернулся и, остановившись на пороге, отрывисто спросил:

— Госпожа Ольга, надеюсь, вы отдали необходимые распоряжения прежде, чем появиться здесь? — Он сделал ударение на слове «надеюсь», подчеркивая свое недовольство ее работой.

— Безусловно. Полковник Дубовой с милицейской бригадой будут через два часа, они уже выехали. Комната синьоры Луизы закрыта и опечатана. Тело останется на месте до прибытия врача и криминалиста.

— Как вы думаете, ее тоже убили? — внезапно севшим голосом спросил Массимо.

— Пока не знаю. Но интуиция подсказывает, что смерть в вашем доме не случайная гостья.

— Чрезвычайно меткое наблюдение, — саркастически произнес Фандотти и мрачно посмотрел на вновь съежившуюся Джину. — Думаю, дорогая, ты помнишь наш уговор.

Джина молчала, испуганно глядя на брата, его угрожающий тон парализовал ее, и она не могла шелохнуться. Не дождавшись ответа, Массимо вышел из комнаты, на сей раз окончательно.

Допрос Джины не внес в картину гибели старой синьоры ничего нового — она повторила то, что Ольга уже слышала от ее мужа, Альберто Бардини. И Палева решила вернуться к распростертому на нарядной ковровой дорожке телу Луизы Фандотти.

Выйдя из библиотеки, она буквально нос к носу столкнулась с Натальей Погодиной и Викторией Трамм. Подруги стояли, облокотившись на перила ажурного мостика, перекинутого через зимний сад, и перешептывались. Дюжий секьюрити, охранявший их, теперь дежурил возле трупа, и женщины, воспользовавшись неожиданной свободой, разгуливали по дому.

— А-а, вот и наша сыщица! — насмешливо пропела Вика, завидев Ольгу. — Плохо работаете, дамочка. Бабулю-то того, отправили к праотцам. — Наталья толкнула подругу в бок, призывая вести себя скромнее. Но Вика торжествовала: — На сей раз, я надеюсь, вы не станете утверждать, что это я ее кокнула. Ведь мы с Натальей сидели под охраной вашего Кинг-Конга в противоположном крыле дома.

— Если вы хорошенько подумаете, то припомните, что я и в прошлый раз не утверждала, будто это ваших рук дело, — возразила Ольга, брезгливо морщась. От «литераторши» разило спиртным, глаза ее лихорадочно блестели, и, хотя она несомненно радовалась неожиданному повороту событий, отводившему от нее подозрения, где-то в глубине ее карих глаз таился страх. Два убийства за два дня — многовато даже для бывалой Ольги, а уж для вольных и невольных гостей этого зловещего дома — событие совсем уж запредельное.

Наталья выглядела расстроенной, лицо ее, и без того бледное от природы, приобрело голубоватый оттенок, глаза запали, она беспокойно покашливала и не знала, куда девать руки.

— Вы не обращайте внимания на Вику, она со вчерашней ночи извелась вся. Нервы на пределе, — робко проговорила Наталья.

— И ничего не на пределе! Я знала, что я пальцем к Лине не прикоснулась, чего мне бояться-то?! — продолжала наскакивать на детектива Виктория.

Ее облезлая физиономия с красным носом и взбитым на макушке пухом выглядела пародией на женское лицо. Ольга даже улыбнулась, потом тихо посоветовала:

— Девочки, до приезда милиции я бы не советовала вам покидать комнату. Мало ли…

— Да-да! — подхватила Наталья и, торопливо взяв Викторию под руку, потащила ее прочь. Вика громко возмущалась, спотыкаясь на каждой ступеньке, но подруга упрямо волокла ее вниз.

Ольга пошла к комнате Бардини, где маячил силуэт охранника. Дюжий мужик, и впрямь смахивающий на Кинг-Конга, слонялся по коридору со скучающим лицом. Второй секьюрити смотрел телевизор в соседней комнате, временно выделенной для отдыха охраны. Около тела никого больше не было — синьор Фандотти приказал до приезда Дубового обитателям дома разойтись по своим комнатам.

Убедившись, что труп на месте и под охраной, Ольга пошла к себе. Пронзительно заверещал мобильник.

— Ольга, мы подъезжаем, — заскрежетал в трубке голос Стаса, — гляди, чтоб к нашему приезду там еще кого-нибудь не прихлопнули. Все. Конец связи.

Ольга отлично сознавала, что насмешки по поводу второго трупа ей придется сносить еще очень долго.

На следующий день, садясь в потрепанный уазик Дубового, Ольга с громадным облегчением помахала «Ледяному дому» — так она про себя назвала грандиозное, мрачное строение, порожденное то ли больным воображением архитектора, то ли сверхамбициями синьора Массимо.