– Не будет суперклей держать! Люди бы провалились, если бы башня была из пенопласта! – продолжал донимать Костю правдолюбивый брат. – Ты умный в кавычках! А умный в кавычках – это знаешь какой?

Костя набычился и, закрыв глаза, медленно двинулся на брата. Папа подхватил его одной рукой, другой рукой отодвигая Сашу.

– Хватит! – сказал папа. – Он умный в двойных кавычках! А умный в двойных кавычках – это гениальный.

Саша застыл. Открытие, что двойные кавычки могут поменять смысл еще раз, его поразило.

– Мы отвлеклись от чаши. А Эйфелеву башню найдем потом! – напомнил папа.

Мама посмотрела на часы.

– Нет. Чаша подождет, а сейчас – спать. Рите завтра в сад, а кое у кого экзамены! – твердо сказала она.

Перед сном папе позвонил Матушкин. Следователь был невесел. Сказал, что ему устроили нагоняй за нерасторопность. Что уже доложено министру, что уже были отдельные сообщения по телевидению и новость появилась на всех крупных сайтах, а завтра прогремит в газетах. И что утром на совещании его, скорее всего, подчинят старшему следователю прокуратуры и заставят отчитываться о каждом шаге.

– Ах да, – вспомнил Матушкин. – Эксперты из Симферополя нашли на чердаке схему баллистической ракеты. Хорошо, что мне показать догадались. Целых полтетрадки исписано. Это не ваши детишки потеряли?

Папа Гаврилов строго посмотрел на еще не заснувшего Сашу. А тот еще клялся, что у него из карманов ничего не вывалилось!

– Это Саша прикидывал, как можно из нашего газового котла ракету сделать. И что? – спросил папа.

– Да ничего. Я, конечно, не технарь, но ошибочек многовато. Не долетит «рОкета». Поскольку она пишется через «а». А «сИкретная» – через «е», – хмыкнул Матушкин. – Но всё же тетрадочку я утаил. А то представляю себе заголовки: «При осмотре музея найдены схемы секретных военных ракет». Завтра сюда не только крымское начальство примчится.

– А чувство юмора? – спросил папа Гаврилов.

– Чувство юмора у начальства появляется только после окончания рабочего дня, – строго сказал Матушкин и после паузы, нуждаясь хоть в каких-то хороших новостях, спросил: – А у вас там как? Мозговой штурм идет? Прозрений пока нет?

– У нас слишком много прозрений. А когда их слишком много – это все равно что ни одного, – уклончиво ответил папа Гаврилов.

Следователь Матушкин как в воду глядел. Уже утром одна из популярных газет вышла с заголовком «ГЛАВНАЯ ЗАГАДКА ВЕКА!».

И дальше курсивом:

«Чаша скифов бесследно исчезла из закрытой витрины! Сбылось предсказание древней колдуньи, найденное в набальзамированных руинах пирамиды».

– В каких-каких руинах? Какое такое предсказание? – вопрошал Петя.

Однако такие мелочи, похоже, смущали только его одного. Люди раскупали газету так, что выстроилась очередь. Часам к двенадцати, когда дефицит стал налицо, приобрести газету можно было только в комплекте с подробной картой Крыма и двумя сувенирными магнитами с видом Ласточкиного гнезда и Дома-музея Чехова в Ялте.

Ближе к вечеру, проходя мимо кафе, где над входом для привлечения зрителей висел огромный телевизионный экран, Гавриловы попали на телешоу. Четверо приглашенных гостей доказывали, что скифская чаша сама по себе исчезнуть не могла. Существуют законы физики, и в этих законах черным по белому прописано, что чаши из-под стекол не исчезают. Если хочешь что-то достать и тебе что-то мешает, то надо это что-то разбить – и тогда доставай сколько угодно. При этом ссылались на Ньютона.

А другие четверо объясняли, что это возможно. Один, со светлой бородкой, блеял, что еще египетские жрецы знали трюк с исчезновением, и нет ничего обычнее, чем взять да и исчезнуть. И в наше время таких чудес предостаточно. Например, один фокусник ухитрился сбежать из сейфа, сброшенного с самолета.

Профессор из первой четверки, стуча ладонью по столу, возражал, что фокусник на то и фокусник. В сейфе его, скорее всего, и не было. А то давайте выбросим фокусника без сейфа хотя бы с третьего этажа и посмотрим, что будет.

Нет, возражали ему, мы не знаем всех свойств материи и возможностей потусторонних духов. А ведь потревожена могила! Нарушен покой мертвых! Чашу не только вытащили из земли, но и выставили на всеобщее обозрение! А кто знает, что это вообще была за чаша, для чего служила и почему ее, эту чашу, поспешили похоронить в земле вместе с ее хозяевами?

Тут его прерывали, и в речь ввинчивался третий собеседник:

– Чаша исчезла в страшную грозу! Ищите разгадку в грозе!

Последний дядечка все время кричал «Дайте! Дайте мне тоже сказать! Я же вас не перебивал!». Когда же ему давали сказать, он замолкал, и выяснялось, что он еще не придумал, что ему сказать. Или, может, придумал, но забыл, пока кричал.

– Прямо наш Сашечка! – заявила Алёна.

* * *

На другой день папа Гаврилов встал в пять утра и, открыв входную дверь, потому что было душно, сел писать на кухне. Дети, накануне легшие поздно, просыпаться не спешили, и папа работал целых четыре часа, прежде чем по полу зашлепали шаги. По шагам папа определил, что это Рита. Только у нее пятки производили такие звуки, словно кто-то вбивает в дерево гвозди. Рита подошла к папе и повисла у него на плече, требуя утешения за то, что она проснулась. Папа еще некоторое время ухитрялся печатать свободной рукой, но следом за Ритой явился Костя, и работать стало нереально.

– Манную кашу? – предложил папа.

– С кора-а-абликами! – заныли Рита и Костя.

«Корабликами» они называли высушенные в духовке мелко нарезанные сухарики. Папа сделал манную кашу с корабликами. Пришла сонная Вика и остановилась на пороге кухни.

– Я буду помогать! – сказала она, обрушиваясь в стоявшее у двери старое кресло. – Посуду помою! – Вика подтянула колени к груди. – С собаками погуляю… – Вика закрыла глаза. Ее руки вяло шевелились. Она и во сне продолжала трудиться.

Вскоре пробудилась и остальная часть семейства, и началась обычная утренняя возня. Саша пытался выковырять из зажигалки электрический элемент. Катя мыла чашки под такой мощной струей, что вода улетала к потолку. Это оттого, что она принципиально не вынимала из чашек ложки. Петя ел макароны с соевым соусом.