– А это кто? – спросила Катя, показывая на вторую фигурку. – Кристина, что ли? И почему Кристина?

– А шарф на газовой трубе, по которому забирались на крышу? Это же шарф Кристины! Я его узнал!

– Думаешь, Кристина такая глупая? Спланировать идеальное преступление и использовать свой шарф? Тогда уж и мы виноваты, раз наша ковырялка на крыше! – заметила Катя.

– Да, – кивнул Петя. – Меня это тоже смущает. С другой стороны, ночь, темень, гроза, дождь. Кристина пытается подняться на крышу. Веревки поблизости нет. Она захлестывает трубу своим шарфом и…

– А мне нравится Кристина! – перебила Катя.

– А шарф?

– Ну и что, что шарф? Пап, садись с нами! Помнишь, что мы с тобой про Кристину говорили и про вечную оппозицию?

Прежде чем сесть, папа Гаврилов внимательно исследовал табуретку. Одно из правил проживания в большой семье гласит, что даже если табуретка кажется незанятой, все равно лучше убедиться, что на ней действительно ничего нет. Ни лужи варенья, ни разлитого чая, ни какой-нибудь котлетки, которой заботливо вздумали покормить кошечку, а кошечка котлетки не увидела. Много раз случалось, что папа садился на черепаху Мафию, или на паука, или на какую-нибудь из мелких игрушек Риты.

– Ну… в общем, мы с Катей как-то пришли к выводу, что Кристина такая сложная, потому что она в вечной оппозиции ко всему происходящему, – сказал папа.

– Ага! – подхватила Катя. – Она во всем пытается быть справедливой, и поэтому ее многие терпеть не могут. Ну хотя бы с машинами. Парковаться негде, и жители нашего переулка конфликтуют с жителями соседних переулков, чтобы те не ставили к нам свои дребеданы. Колеса спускают, кирпичи на капот кладут. А Кристина, когда говорит с жителями нашего переулка, принимает сторону жителей других переулков. А когда спорит со своими знакомыми из других переулков – принимает сторону наших. И поэтому со всеми перессорилась. Хотя у нее у самой машины нет.

– И живет она очень просто. Обстановка спартанская, но очень уютно. Я к ним как-то заходила за зеленкой, когда Саша с дерева упал и ободрался, – вступилась за Кристину мама Аня.

Петя сдался.

– Ладно! – сказал он. – Поехали дальше! Подозреваемый номер три – Адам Тарасюк!

– Что-о?! А он с какой стати?! – воскликнула Вика.

– А чего он утром ученикам звонит: «Почему не в школе? Где ты? Что ты делаешь?», Как будто в восемь утра кто-то может что-то делать. И потом, предмет у него какой? Физкультура! Он бывший гимнаст. Ему ничего не стоит пробраться через дыру в потолке и утащить чашу!

– А улики против него какие? – спросил папа.

– Прямых улик пока нет. Но это и подозрительно. Значит, замел следы! Идем дальше! Подозреваемые номер четыре и пять в моем списке – хозяин гостиницы Бугайло и его водитель. Помните, мы их на нашем дворе встретили накануне похищения? Они отсюда так вышмыгивали, будто полотенца с веревок воровали.

– Карабас-Барабас и Дуремар? – спросила Алёна.

– Да! Точно! А я всё думаю: кого они мне напоминают! – воскликнула Катя.

Вика ловила Вилли, который с воинственным лаем прыгал вокруг черепахи Мафии. Красноухая Мафия, выпущенная Сашей прогуляться, скромно лежала на полу как большая овальная тарелка. Лапы и голова у нее были спрятаны под панцирь. Лишь изредка, пугая пинчера, черепаха приоткрывала неожиданно широкий рот, розовый и беззубый.

Вика поймала пинчера и прижала его к груди:

– Уф!.. А зачем Бугайло и его водителю скифская чаша? У Бугайло огромная гостиница!

– Да. Он богатый. У него перед входом в гостиницу – каменные львы, – Алёна стояла у плиты и, насыпав в ложку сахар, водила ее кругами над конфоркой, делая себе леденец. Саша много раз пытался подражать ей, но у него сахар пригорал к ложке и ложка оказывалась испорченной. Сейчас Саша прыгал рядом с Алёной и, прижимая руки к груди, стонал, что она все делает неправильно.

– А если чашу украла дама в рыжем парике? – спросил папа. – Помните, накануне преступления она сидела в машине у въезда во двор? Потом фотографировалась у электрического щитка? Потом сфотографировала нас в кабинете у Гупта? И с ней еще тип был в рубашке.

– Да-а-а, – протянул Петя. – Дело становится всё запутаннее. А охранник музея? Что ему стоило ночью, когда выключили электричество, раскрутить витрину и стащить чашу? Камеры не работали три часа – времени предостаточно. Ведь мы только с его слов знаем, что во время обхода в пять часов чаша была на месте!.. А еще охранник, по словам Гупта, человек решительный. Воевал в горячих точках, то есть решения может принимать быстро. А дыру в потолке пробил, заметая следы!

– А директор музея? А научный сотрудник, который теперь гардеробщик? – сказала Катя, накручивая на свои пальцы разноцветные резинки так, что получались перстни.

– А они почему?

– Ну мало ли. Директор – потому, что эту чашу нашел его папа! Вроде как чаша папина, и директор почувствовал, что не может с ней расстаться. Вот он и захотел оставить ее у себя. Как память о папе.

– А гардеробщик?

– А всем назло! Я вам тут макеты делаю, пулеметы восстанавливаю, а вы меня в гардеробщики загнали! В общем, тоже мог взять! Хотя он симпатичный!

– Влюбилась! Ха-ха-ха! – закричал Саша и запрыгал, надеясь, что Катя будет за ним гоняться.

Но Катя лишь поморщилась.

Папа Гаврилов неотрывно смотрел на лист ватмана.

– Чаша исчезла из закрытой витрины! При этом витрина не была разбита. Мне кажется, разгадку нужно искать где-то здесь, – напомнил он.

– А у тебя в книгах такого не было? – спросила мама.

– Такого – нет, но вообще-то это известный детективный ход. Преступление-загадка. Убийство, совершенное в запертой комнате. Или незаметное похищение чего-то огромного. Например, из Парижа среди ночи была бы бесследно похищена Эйфелева башня.

– Это невозможно! – заявила Вика.

– Это сложно! – согласился папа. – Но варианты поискать можно. Например, ее подкопали и она провалилась. Или на башню проецируется изображение пустоты. То есть башня есть, но кажется, будто ее нет. Или десять миллионов туристов, договорившись в соцсетях, несколько месяцев растаскивали ее по гайкам, незаметно подменяя детали на пенопластовые. Когда же вся башня стала пенопластовой, ее унесли на вертолете.

– А почему ее тогда ветром не сдуло? – влез Саша.

– Это уже частности. Можно обговорить варианты. Например, суперклей, следы которого сыщики найдут на площади.

– Суперклей не будет держать башню! – заявил Саша.

– Будет! Будет! Будет! – заспорил Костя.

– Не будет!..

У Кости покраснел нос и заалели уши. Он всегда краснел в предчувствии драки, а дракой у него завершался всякий спор, даже самый невинный. Даже на тему, что краснее – клубника или малина.