Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я словно со стороны наблюдала, как из земли вырываются крючковатые корни и тянутся к моим ногам. Внутри я испуганно кричала, приказывая себе «Беги!», но в действительности не могла найти сил, чтобы пошевелиться. Избавиться от оцепенения помогла острая боль руке, в которой я сжимала свой утраченный кулон. Но боль вызвали не острые грани оправы, впившиеся в ладонь, а кошачьи когти, пронзившие мое предплечье.
Я вскочила на ноги, и происходящее вокруг приобрело четкие очертания. Рядом со мной все еще корчился от боли воришка, а его брат, напавший на меня, боролся с растением. В его руке сверкал нож. Парень отчаянно колотил древесный корень, обвивший его ноги, но чем глубже вонзалось лезвие, тем плотнее стягивалось тугое кольцо. Десятки испуганных глаз со стороны городской улицы уставились на нас. Где-то вдалеке, заглушая встревоженный ропот горожан, раздался крик Шеонны. Она звала меня, надрываясь от волнения.
И я сделала единственное, что хорошо умела в этой жизни — я побежала. Но не навстречу Шеонне, а прочь от чужих взглядов, вслед за рыжим хвостом, мелькавшем меж домов. Я неслась, не разбирая дороги, и не чувствуя усталости из-за кипевшего в крови адреналина.
Лишь когда низкорастущая ветвь хлестнула меня по щеке, я поняла, что городские стены остались позади, и смутно припомнила, как неслась за котом по узким улочкам, как протиснулась вслед за ним через разлом в стене, скрытый за густым плющом.
Внезапно густые заросли деревьев расступились у края широкого оврага. Я схватила руками воздух рядом со стволом молодого деревца и рухнула вниз. Тело обожгло огнем, я катилась, сдирая кожу об ветки и камни. Где-то на дне оврага шумел ручей, и его бурный рокот становился все громче. Но внезапно мое падение прервал валун, преградивший путь. От удара в голове раздался звон, словно разом затрубили десятки колоколов, и мир вокруг стремительно погрузился во тьму.
В тот миг началась моя новая жизнь — в миг, когда я умерла. Мой белый кролик оказался рыжим котом, но он привел меня не в Страну чудес, а к краю гибели — к порогу Саит. Но пройдет время, и я сама того не желая, отплачу ему тем же.
Мальчик, который помнил прошлое
200 год со дня Разлома
27 день шестого звена
Черные тучи затянули вечернее небо. Они клубились и раздувались подобно исполинскому змею: темно-серые облака разбивались о его тушу, сотрясая небо оглушительным грохотом, а меж сотканных из дыма чешуек искрились молнии.
Но ведьма не замечала голодных раскатов грозы. Тонкие пальцы женщины беспокойно трепали шелковую кисточку, притороченную к поясу, а все её внимание было приковано к испуганным беспомощным крикам, принесенным ветром из грядущей ночи. Где-то там на востоке сейчас проворное рыболовное судно спешило в порт, жалось к обрывистым скалам Дархэльма, боясь потерять сушу из виду. И на борту ещё никто не знал о том, что, вскоре буря станет злее, рванет серые паруса, надломит старую мачту, толкнет корабль в корму и ветер потащит его в море — туда где всегда властвует шторм, где вздымаются исполинские волны, не знающие спокойствия. Их дикий голодный рев заглушит срывающиеся крики моряков и Саит не услышит их молитвы.
Сегодня Беспокойное море соберет очередную кровавую жатву.
— Не слушай их, мама.
Ведьма невольно вздрогнула и сморгнула слезы, защипавшие глаза. Над головой пророкотал далекий раскат грома, но ветер уже унес голоса обратно в еще не наступившую ночь.
Тихо напевая детскую считалочку, услышанную этим утром в людской деревне, мальчик поворошил травы в корзинке, стоящей на краю настила, выудил пожелтевшую, болезненного вида еловую веточку, подвязал к очередному пучку и положил его перед матерью. Ему не приходилось задумываться над правильностью составления букета или над его предназначением — травы говорили с ребенком, подсказывая, где им следует оказаться. И даже самый ветхий листик в его руках наполнял сбор невероятной Силой.
Женщина протянула руку к ближайшему пучку, и от ее лёгкого прикосновения засохшая веточка дуба обронила сухой, покрытый сетью трещин, листик.
Мальчик нахмурился.
Этот букет он собрал для девочки, чей отец прогневал духа и навлек неудачу на свою семью. Завтра ведьма повесит травы над их дверью, они защитят дом, но мужчине предстоит самому найти способ, как примириться с Болотами, — ведьме запрещалось вмешиваться в людскую жизнь, но она всё еще могла направить на нужный путь или дать немного сил для его преодоления. Так же, как и второй пучок с веточкой полыни она отдаст женщине, на которую наслали порчу, но не посмеет сообщить, что той стоит избегать свою завистливую соседку.
В саду тихо зашуршала трава. Мальчик резко обернулся и его губы растянулись в счастливой улыбке. Ведьма нехотя проследила за его взглядом — она уже знала что увидит в тени раскидистой ели и ее сердце заныло от неправильности происходящего. На краю вытоптанной полянки стоял тощий черный волк. Витиеватый узор клейма на лапе отбрасывал тусклый бирюзовый свет на темную траву.
Ведьма должна была прогнать тамиру или даже убить. Но видя, как озаряется лицо сына и горят глаза при появлении зверя, она не осмелилась даже в мыслях отнять у него эту маленькую радость.
— Мама, почему ты ненавидишь его? — вдруг спросил мальчик, перехватив ее хмурый взгляд.
Женщина задумалась, пытаясь отыскать ответ в глубине своего сердца. Но она жила с этой ненавистью сколько помнила себя, — ненависть к тамиру, как и ненависть к Эрии, родились вместе с ней.
— Я не знаю, малыш, — призналась она.
— Разве любовь — это страшное деяние? — серьезно поинтересовался мальчик и тут же ответил на удивленный взгляд ведьмы. — Я помню их историю.
Ведьма крепче сжала шелковую кисточку, сдерживая предательскую дрожь.
Он помнил.
Он помнил прошлое, которое ведьмы искоренили из своей памяти. Это было так неправильно и пугающе одновременно, что впервые женщина ощутила страх перед Силой, что жила в ее сыне и прожигала его изнутри.
Ведьма молчала. И подвинувшись ближе к матери, устало опустив голову ей на плечо, мальчик поведал о прошлом.
— Я помню, что её звали
