— И всё-таки я не понимаю, почему отец разрешил женщинам заходить в суд. Зачем им это? Я уже молчу о том, что женщинам-секретарям можно было бы и вовсе не платить.

— За вход?

— За работу. — Ихмер поправил претенциозно-малиновый тюрбан на голове и небрежно кивнул на террасорку, которая старательно записывала слова судьи. — Всем известно, что достижение женщины — это заслуга её мужа.

Несколько секунд у меня ушло на то, чтобы переварить слова собеседника, настолько сильно они шокировали.

— А сейчас, — я кивнул на замотанную по ноздри брюнетку, которая старательно обмакивала перо в чернильницу и записывала слова судьи, — сколько она получает?

— Одну треть от ставки, будь на её месте мужчина, — недовольно ответил собеседник. — Вы представляете?!

Одну треть! Это, выходит, террасорка должна втрое больше вкалывать, чтобы заработать ту же сумму.

— Не представляю… — ошеломлённо пробормотал я.

Наш тихий разговор прервал пожилой судья с глубокими морщинами на лбу и уставшим взглядом. Он поднял жестяной колокольчик и несколько раз позвонил.

— Следующее дело!

Сразу после объявления в зал вошла террасорка. За неполные сутки на этой планете я уже начал привыкать к скромным взглядам в пол, длинным тёмным одеждам и бесшумно-шелестящим движениям женщин, а потому был поражён той, что показалась на людях с высоко поднятой головой. По ментальному фону от неё исходили страх и волнение, но ещё я почувствовал привкус чего-то пряного… чего-то острого. Бета-колебания разумных гуманоидов иногда настолько необычные, что их сложно переложить на конкретную эмоцию, но я готов был поклясться, что женщина чувствовала себя правой в той ситуации, которая с ней случилась.

Почувствовал это и Ихмер, потому что вдруг резко и часто задышал через нос. Он цепко высматривал в террасорке что-то, но что именно, я так и не понял. Женщина в угольно-сером платье села на длинную, выкрашенную свежей краской деревянную скамью напротив судьи. С противоположной стороны зала зашёл тучный бородатый мужчина в пёстрых лимонно-салатовых одеждах и головном уборе, украшенном пером павлина.

Я поймал себя на мысли, что террасорцы напоминают небесных трубадуров — рыбок с планеты Миттария, чьи самцы обладают яркими и длинными плавниками, а также издают мелодию под водой, в то время как самки имеют невзрачный серый окрас и всегда молчаливы. В ментальном фоне от вошедшего пованивало тухлятиной. Он опустился на точно такую же скамью напротив женщины.

— Итак, Инна Фархас обращается в суд с заявлением, что её супруг, уважаемый Бартл Фархас, поднял на неё руку, — зачитал судья строки с листочка, услужливо протянутого секретарём.

По залу прошли осуждающие шепотки, а тот самый Бартл, что удивительно, даже не смутился. Наоборот, гаденько улыбнулся и закинул ногу на ногу. Ихмер показательно фыркнул.

— Вот потому я и говорил, что суд — это пустая трата денег из нашей казны.

Судья вновь позвенел в колокольчик, призывая всех к спокойствию:

— Уважаемая Фархас, вы читали священное писание «Сага Первых Дней»? — обратился пожилой мужчина к террасорке.

Та с готовностью кивнула.

— Разумеется, уважаемый кверант. Я обучена грамоте и знаю заповеди Владыки наизусть.

— Что ж, если вы знаете текст наизусть… — Судья кашлянул. — Прочтите, пожалуйста, главу шестую, параграф третий.

— Жена должна во всем слушаться своего Мужа, ибо он её глава и покровитель. Жена должна быть покорной и смиренной, ибо это лучшая добродетель, не перечить Мужу и не роптать на него, ибо это греховно. Если Жена не будет послушна Мужу и будет роптать на него, то муж имеет право наказать её.

«Что за Средневековье, Фабрис, куда ты меня послал?!»

До этих строк я «Сагу Первых Дней», очевидно, не долистал, или мой мозг вычеркнул эту информацию из памяти как абсолютно ненужную и фанатичную.

— И что же, Инна Фархас, вы считаете, что обратились в правильное место? — чуть строже продолжил судья. — Вы понимаете, что совершили грех, придя сюда?!

— Уважаемый кверант, — голос женщины впервые дрогнул, — но ведь в этой главе есть четвёртый параграф. «Наказание может быть словесным или физическим, но оно не должно быть жестоким. Муж должен наказывать Жену с любовью и милосердием, а не со злобой и ненавистью».

Взгляд судьи помрачнел, он посмотрел на её супруга:

— Санджар Бартл Фархас, что вы скажете в своё оправдание? Вы наказывали свою жену жестоко?

— Нет, уважаемый кверант, — охотно отозвался тучный террасорец. — Я ударил её всего лишь ладонью.

Ладонью?

Всего лишь ладонью?!

Бартл выглядел крупнее жены раза в два, если не в три, и у меня закипела кровь от ярости, когда я представил, сколько силы он физически может вложить в удар. На Цварге женщины — драгоценность нации. Девочек рождается исчезающе мало, и чтобы просто прикоснуться к цваргине, принято спрашивать разрешение. Сделать больно цваргине — немыслимо! Невообразимо!

Здесь же…

Я прикрыл веки, пытаясь взять чувства под контроль.

«Муж должен наказывать Жену с любовью и милосердием».

Какая же всё-таки омерзительная религия…

«Спокойствие, Янн. Фабрис предупреждал, что ты не должен вмешиваться», — напомнил самому себе.

— Уважаемый кверант! Ладонью или нет, но это было жестоко! — Внезапно Инна встала со скамьи, расстегнула несколько верхних пуговиц горловины, перекинула толстую косу вбок и продемонстрировала вначале судье, а потом и нам сломанный хрящ ушной раковины и фиолетовое — почти как кожа цваргов — пятно, которое растекалось по шее, линии челюсти и уходило под почти глухую маску. Увы, для людей этот цвет означает серьёзнейшую гематому.

«Один космос знает, как у неё выглядит остальное тело и лицо, но показать она его не может, так как это будет оскорблением судьи…»

По ментальному фону от Инны до меня дошло столько боли и отчаяния, что если бы в мой живот кто-то воткнул кинжал, и то дышалось бы легче.

Я с силой потёр виски, стараясь унять собственную боль. Высокая чувствительность резонаторов для цварга — и дар, и проклятие. Дар — потому что мы сильнейшие среди сородичей… проклятие — потому что порой выдержать пытку чужими эмоциями могут не все. Я слышал о смертях цваргов на заданиях на других планетах, но не из-за природных условий, травм или пыток, а именно от переизбытка рваных бета-колебаний.

По залу вновь пробежались шепотки, а судья перевёл взгляд на Бартла Фархаса.

— Вы жестоко наказали жену. Вы совершили грех, санджар, который придется отмаливать.

— Она тоже совершила грех! — Бартл Фархас поднялся и