– Знаю, – отвечаю я уже без улыбки. – Не скажу. Спасибо тебе.

– Пожалуйста. Кофе отменный. А теперь садись – если меня вытащили из кровати в субботу ни свет ни заря, по крайней мере, надо поболтать.

Я направляюсь на встречу с Джонни Уайтом Первым. Очень рано – четыре часа туда, потом сменить три автобуса, чтобы добраться до тюрьмы Ее Величества в Граундсуорте, где в три часа дня свидание с Ричи. Ноги затекли от сидения в поезде; спина вспотела в вагоне без кондиционера. Закатывая рукава рубашки, обнаруживаю прилипшую к манжете старую записку от Тиффи. Месяц назад она писала о том, что́ странный сосед из пятой квартиры делает в семь утра. Хм. Неловко. Надо перед выходом из дома проверять одежду.

Гритон, где живет Джонни Уайт, – на удивление милый городок, вытянувшийся на матово-зеленых просторах Мидлендс. От автобуса иду пешком. Пару раз писал ему по электронке, а чего ждать при личной встрече – не знаю.

На месте. Пугающе большой и высокий Джонни Уайт рявкает, чтобы я заходил; послушно следую за ним в скудно обставленную гостиную. Единственный необычный предмет в комнате – пианино в углу. Крышка поднята, ухоженный вид.

Я: Играете?

Дж. У. Первый: В свое время концертировал. Теперь сажусь реже, но инструмент не убираю. Без него дом не дом.

Я в восторге. Идеально! Концертирующий пианист! Самая крутая в мире профессия! И нигде никаких фотографий жены или детей. Превосходно.

Дж. У. Первый предлагает чай; пузатая со щербинами чашка и крепкое пойло из пакетика – напоминает мамин. Неожиданно колет тоска по дому – надо побольше ее навещать.

Садимся друг против друга, на диван и в кресло. Вдруг сознаю, что перевести разговор в нужное русло очень нелегко. «У вас во время Второй мировой случайно не было романа с мужчиной?» Вряд ли он захочет обсуждать такое с незнакомцем из Лондона.

Дж. У. Первый: Так что вас интересует?

Я: Да вот, хотел спросить… Э-э-э…

Прокашливаюсь.

Я: Вы же во время войны служили в армии?

Дж. У. Первый: Два года, с коротким перерывом, когда мне выковыривали пулю из брюха.

Против воли смотрю на его живот. Дж. У. Первый сияет неожиданно лучезарной улыбкой.

Дж. У. Первый: Думаете, что найти ее там было нелегко, а?

Я: Думаю, что в этой области много жизненно важных органов.

Дж. У. Первый, посмеиваясь: Немецкие ублюдки в них, к счастью, не попали. Да и вообще, я больше беспокоился о руках, чем о животе. Без селезенки играть можно, а если бы пальцы отморозил, то все.

Смотрю на Дж. У. Первого с благоговением и ужасом. Он снова посмеивается.

Дж. У. Первый: Да зачем вам мои военные страшилки… Пытаетесь выяснить судьбу родственника?

Я: Не моего, родственника друга. Его зовут Роберт Прайор. Он служил с вами в одном полку, хотя я не уверен, что в то же время. Не помните такого?

Дж. У. Первый задумывается, морщит нос и наклоняет голову.

Дж. У. Первый: Нет, не припоминаю… Извините.

Эх, в любом случае надежды было мало. Одного из списка вычеркиваем.

Я: Спасибо, мистер Уайт. Не буду больше отнимать у вас время. Последний вопрос – вы были женаты?

Дж. У. Первый, резче, чем прежде: Нет. Моя Салли погибла во время бомбежки в сорок первом, и на том для меня все кончилось. Таких, как она, больше нет.

При этих словах я чуть не заплакал. Ричи бы надо мной конечно посмеялся – он всегда называет меня безнадежным романтиком. Или погрубее в том же духе.

Кей, по телефону: Честно, Леон, по-моему, будь твоя воля, ты бы дружил только с теми, кому за восемьдесят.

Я: Просто он очень интересный человек, с ним интересно разговаривать. И потом – концертирующий пианист! Круто, да?

На том конце изумленная тишина.

Я: Осталось еще семь.

Кей: Чего семь?

Я: Семь Джонни Уайтов.

Кей: Ах да…

Делает паузу.

Кей: Ты собираешься каждые выходные таскаться по стране в поисках бывшего приятеля того старика, Леон?

Теперь замолкаю я. Ну да, в общем так и планировал. А когда еще мне его искать? Не в рабочие же дни.

Я, робко: Нет… А что?..

Кей: Очень хорошо. Потому что я и так тебя редко вижу из-за свиданий с братом и работы. Ты хоть бы это сознаешь?

Я: Да, прости. Я…

Кей: Да-да, знаю, ты любишь свою работу, и Ричи в тебе нуждается. Я все это прекрасно знаю. Я не вредничаю, Леон. Просто мы проводим вместе совсем мало времени. И мне кажется, тебя это должно волновать несколько больше…

Я: Меня это волнует!.. И мы виделись сегодня утром.

Кей: Да, полчаса, когда завтракали второпях.

Я чувствую раздражение. Пожертвовал тридцатью минутами трехчасового сна ради завтрака с Кей. Тяжело вздыхаю и смотрю в окно. Уже почти на месте.

Я: Мне пора – подъезжаю к тюрьме.

Кей: Хорошо, поговорим позже. Напишешь, каким поездом вернешься?

Не люблю я это: контроль, проверки, информация о поездах, стремление все время знать, где другой человек. Ладно, я придираюсь… Да и что тут возразишь? Кей и так считает, что я боюсь серьезных отношений. Постоянно это повторяет.

Я: Хорошо, напишу.

Но я не отправляю сообщение. Собираюсь, но не отправляю. И в результате наша самая серьезная ссора за долгое-долгое время.

– Кэтрин, площадка идеальна! – разглагольствует Мартин, перебирая фотографии.

Я ободряюще улыбаюсь. Сначала я думала, что идея с огромным залом – абсурд, а теперь… В «Ютубе» уже десятка два видео разных интернет-знаменитостей в нарядах, которые они якобы собственноручно связали крючком по инструкциям Кэтрин. После спонтанного и напряженного совещания с гендиректором, во время которого глава пиарщиков довольно убедительно притворялся, что знает, о чем книга, не говоря уже о ее бюджете, вся редакция «Баттерфингерс-пресс» гудит в предвкушении. Все забыли, что буквально несколько дней назад чихать хотели на вязание крючком. А вчера я случайно услышала, как коммерческий директор объявила, будто «всегда знала, что книга выйдет в лидеры».

Кэтрин в трансе, особенно из-за Таши Чай-Латте. Сначала она отреагировала как практически любой, кто вдруг обнаружил, что на «Ютубе» можно делать деньги. «Я тоже смогу!» – заявила она. Я посоветовала начать с покупки смартфона. Теперь ее раздражает, что Мартин взял под контроль ее аккаунт в «Твиттере». Он же орал сегодня утром, что Кэтрин нельзя доверять и это нам надо держать все под контролем.