– Из какого надзора? – строго спросила женщина. – Я вас не знаю.

– Я вас тоже. Документы, будьте добры.

– Вы что, контроль – документы у меня требовать?

Разговор начал принимать официальный оборот, так что Верховский нехотя поднялся на ноги. Подошёл поближе к служившим изгородью кустам, скрестил руки на груди.

– Здесь наблюдательная станция надзора. Гражданским тут находиться не положено. Либо предъявляйте документы, либо уходите, пока я ваш контроль не вызвал.

Дамочка презрительно фыркнула.

– Как это вы их сюда вызывать собрались, интересно мне, – насмешливо бросила она, но удостоверение из кармана всё-таки достала. Даже два. – А кто тут додумался станцию устроить? Наши или ваши?

– Не имею понятия, – нахально сообщил Верховский, изучая документы. Одна книжечка, общегражданская, сообщала, что зовут женщину Маланина Марина Алексеевна, носит она гордое звание мага девятой категории и приписана к владимирскому отделу контроля. Вторая, служебная, удостоверяла, что означенная Марина Алексеевна трудится лаборанткой в научном отделе владимирской же Управы. Верховский хмыкнул и вернул корочки. – В экспедиции или отдыхаете?

– В экспедиции, само собой, – язвительно отозвалась Марина Алексеевна, пряча документы в карман. – Вы бы хоть представились. По протоколу, вообще-то, положено.

– А я не контроль – протоколы соблюдать, – заявил Верховский. – Как это вас в экспедицию отправили и расположения станций не сообщили?

– Как это вас сюда послали и не рассказали, как здесь работать? – нагло парировала Маланина. – Совсем, что ли, у Москвы кадровый дефицит?

Вот ведь хамка! Верховский все душевные силы приложил к тому, чтобы не сказать ей что-нибудь нелестное. Самообладание – щит сильного… По крайней мере, этому он научился за прошедшие годы.

– Покиньте территорию станции, – сухо потребовал он. – Моя работа не подразумевает присутствия гражданских.

– Я уйду, а вы сейчас активируете все метки в радиусе километра и половину нежити перебьёте! – негодующе выдохнула Маланина. – Возмущения в фоне сейчас на пике, вообще никакими чарами нельзя пользоваться!

– Я в курсе, – невозмутимо солгал Верховский. Чарами пользоваться нельзя? А Боровков почему про это не сказал? – Дождусь спада и займусь делом.

Научница насмешливо прищурилась.

– Вы тут ночевать собрались?

– Нет, – процедил Верховский, из последних сил сдерживая злость. – А что, понадобится?

– По моим расчётам, раньше пятницы снижения не предвидится, – сбавив тон, сказала Маланина. – Лучше где-нибудь переждать. Вы в деревне живёте?

– А вы нет?

– У меня стоянка там, ближе к… к объекту исследования, – она махнула куда-то в сторону лесной чащи и тут же погрустнела: – Правда, сейчас, наверное, придётся часть оборудования оттуда убрать.

– Так и вам тоже, наверное, не стоит там оставаться, – хмыкнул Верховский.

Марина Алексеевна улыбнулась, разом став почти красивой, и покачала головой.

– Нет, я переживу. Это техника не выдерживает…

Верховский с сомнением оглянулся на брошенный рюкзак. До пятницы, значит, делать тут нечего… Обидно. Как бы не пришлось здесь задерживаться сверх положенных двух недель. Маланина так и топталась на месте, опасливо косясь на увешанные красноватыми плодами стебли ясенца. То ли всерьёз опасалась, что московский надзорщик наплюёт на технику безопасности, то ли втайне надеялась на помощь с транспортировкой чувствительного оборудования. Как бы ей так намекнуть, что по всем мыслимым регламентам им обоим должно быть плевать с высокой колокольни на чужие профессиональные проблемы?

Хотя она ведь его предупредила, что в ближайшие пару дней фон не успокоится…

– Я сейчас закрою тайник и помогу вам с вашей техникой, – скрепя сердце, постановил Верховский. – Могу к себе забрать, пока у вас там проблемы. От станции отойдите только, пожалуйста.

Научница просияла и покладисто отбежала на несколько шагов. Отвернулась.

– Не смотрю. Можете закрывать.

До стоянки пришлось топать минут двадцать, углубляясь в непролазную чащу. То ли от явной одичалости леса, то ли от густеющих с каждым шагом теней проснулось и окрепло иррациональное беспокойство; должно быть, давали о себе знать первобытные страхи темноты и неизвестности, которые Лидия учила презирать. Самой Маланиной здесь тоже не слишком нравилось; она заметно побледнела и как будто занервничала. Верховский ради интереса вытащил из рюкзака измеритель: на экране значилось сто девяносто три.

– Это вряд ли точно, – прокомментировала Марина Алексеевна. – Берите погрешность в десять-пятнадцать единиц в обе стороны.

– Я лучше ящики ваши возьму, – хмыкнул Верховский, кивая на громоздкие обшитые фанерой кофры. Научница принялась проворно их паковать, бережно складывая хрупкие антенны. – Что они хоть делают такое?

– Вот этот, – она защёлкнула крышку самого большого, – примерно то же самое, что ваш интерферометр, только точнее на пару порядков. А тот – раскладывает фон на отдельные спектры. Они самые нежные, остальное вполне переживёт…

– А журналы вы ведёте? – поинтересовался Верховский, примериваясь к ящикам. С таким соседством в его комнатушке совсем не останется места.

– Веду, конечно, – Маланина укоризненно на него посмотрела. – Вы только спектрограф не повредите, очень прошу. У меня есть второй, портативный, но на нём не работает экран…

– Только экран?

– Да, похоже на то…