о том, кому я принадлежу — не то чтобы мне требовалось напоминание, но я всегда с удовольствием буду это принимать. Опускаю голову и всматриваюсь в его зеленые глаза, затем протягиваю руку и расстегиваю пуговицы его ширинки, прежде чем проникнуть в его боксеры и обхватить горячий, пульсирующий член. Джесси коротко вдыхает.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Я хочу его. — Сжимаю основание и ласкаю головку. — Хочу, чтобы ты был внутри меня.

Он в последний раз двигает во мне пальцами, затем вытаскивает их и поднимает меня вверх, я обвиваю ноги вокруг его талии, а руки на затылке.

— Я знал, что ты разумная девушка. — Лифт открывается, меня выносят в фойе пентхауса, дверь без промедления распахивается, и мы быстро поднимаемся наверх в хозяйскую спальню. — Ава, ты доводишь меня до отчаяния.

Меня сажают на край кровати, платье быстро стягивают через голову, Джесси срывает с себя футболку, отбрасывает конверсы в сторону и стаскивает джинсы, прихватывая белые боксеры. Он действительно в отчаянии, и я безумно этому рада. Он меня трахнет.

Меня толкают на кровать, стягивают трусики, так же быстро избавляют от лифчика. Он действует быстро, но все равно недостаточно. Мое нетерпение и его великолепная нагота, нависшая надо мной — моя погибель. Мне нужно прикоснуться к нему. Я сажусь, обхватываю его упругую задницу и тяну на себя, так что он встает между моих раздвинутых бедер, его пах на уровне моих глаз. Нежно прижимаясь губами к его животу, покрываю поцелуями его шрам, но он больше не заставляет меня морщиться. Гигантское несовершенство, портящее его прекрасное тело, но делающее его еще более идеальным для меня. Мой совершенный несовершенный Адонис. Мой бог. Мой муж.

Чувствую, как его пальцы пробегают по моим волосам, и мои глаза скользят вверх по его упругому прессу, затем по груди, пока не останавливаются на зеленых глазах, наполненных… любовью. Не голодом или плотским желанием, а любовью.

Он не будет меня трахать, он займется сладкой любовью, и сделает это очень хорошо, но я отчаянно нуждаюсь в его свирепости, отчаянно хочу, чтобы он перестал обращаться со мной, будто я стеклянная. Веду руки вниз по его торсу, пока не упираюсь ладонями в края идеального перевернутого треугольника мышц. Подаюсь вперед и снова целую живот, прежде чем подняться, и, обхватив его за шею, притянуть вниз навстречу своим губам. Грациозно приподнимаюсь по его телу и обвиваю ногами его талию, чувствуя, как его рука обвивается вокруг меня, прижимая к себе, когда он принимает мое требование в поцелуе.

Жестком.

Потворствующем.

Всепоглощающем.

Он не опускает меня на кровать. Несет в ванную и садится на шезлонг, располагая меня над собой. Смотрит на меня снизу вверх.

— Нам нужно подружиться. — Меня тянут вниз, и наши рты соприкасаются. — Никто никогда не помешает мне взять тебя, Ава, — говорит он, наши губы безжалостно сталкиваются, языки вступаю в битву.

— Хорошо.

Дергаю его за волосы, пытаясь пробудить его звериные повадки. Он знает, чего я сейчас хочу и в чем нуждаюсь, знает чертовски хорошо, и даст мне это.

— Моя девочка сильно этого хочет. — Он вырывается из моей хватки, и на этот раз рычу я. Он смотрит на меня, тяжело дыша и обливаясь потом. Он тоже хочет дать мне это; я вижу это по блеску его зеленых глаз. В них полыхает огонь, они темнеют от отчаяния. Это я довожу его до такого состояния.

Меня нежно тянут вниз, когда он выпрямляется, готовый войти в меня, но я напрягаюсь, не давая ему овладеть мной. Возможно, я отчаянно нуждаюсь в нем, но мне все еще необходимо придерживаться своей линии, как и в последние несколько недель. Он без презерватива, и, судя по более резкому рывку, он точно знает, почему я сдерживаюсь.

— Джесси, — выдыхаю я, полностью выдавая свою сдерживаемую похоть.

— Ава, я овладею тобой, и ты не остановишь меня своими ничтожными гребаными просьбами. — Он тянет меня вниз и соединяет наши губы, проникая в мой рот с убийственной решимостью. Я не пытаюсь сопротивляться, и действительно не хочу этого делать. Это может оказаться тот самый жесткий трах, которого я так долго ждала.

Он держит наши рты сомкнутыми, а затем выпрямляется и скользит внутрь. Я инстинктивно обвиваю ногами его талию и смыкаю их в лодыжках, притягивая нас ближе друг к другу.

— О, Господи, — выдыхает он мне в рот. — Чертовски идеально.

Действительно, идеально. Поспешно вспоминаю, что совершенство — это отсутствие барьера между нами. Только плоть к плоти. Моей к его. Я охаю ему в плечо и впиваюсь ногтями в его бицепсы.

— Двигайся, — требую я. — Прошу, двигайся.

— В свое время, детка. Позволь мне на мгновение почувствовать тебя.

Он берет мои руки и кладет их себе на затылок, мои пальцы непроизвольно нащупывают его волосы и нежно тянут. Затем его большие ладони медленно скользят по моим бокам, по груди и талии. Он все еще внутри меня. Единственные звуки вокруг нас — наше напряженное дыхание. Затрудненное и отчаянное.

Крепче сжав мою талию, Джесси с глубоким стоном приподнимает меня, а затем нежно опускает на себя. Закрываю глаза в абсолютном, успокаивающем блаженстве, и охаю, убирая руки с его волос, чтобы опустить их на твердую, теплую грудь. Восхищаюсь его стальными, напряженными мышцами, кричащими о том, чтобы к ним прикоснулись, умоляющими ощутить его совершенство. Мои ненасытные руки блуждают по нему, гладят грудные мышцы, когда меня снова отрывают от его тела и опускают, медленно, до самого основания.

— Не пытайся сказать, что это неправильно, — стонет он. — Не пытайся сказать, что это не то, какими мы должны быть. — Он вращает бедрами. — Никогда.

— Не кончай в меня. — Я могу быть ошеломлена его мощью, но небольшая часть меня все еще осознает, что я делаю.

— Не указывай мне, что делать с твоим телом, Ава. Поцелуй меня.

Я ослеплена его плотскими словами и его притязаниями на меня, мое тело противится отказать ему. Власть в его руках, и он это знает. Льну к его губам, и прижимаюсь к нему всем телом, — явное приглашение взять меня так, как ему вздумается. Джесси откидывает голову назад, удерживая контакт наших губ, когда я снова приподнимаюсь и опускаюсь на него. Стону ему в рот — низкое, манящее послание покорности. Я плохо соображаю. Разум взбудоражен его энергией, болезненно точным импульсом и ударами бедер, заставляющими меня предаваться безумному наслаждению.

Я стону, когда меня медленно и легко поднимают, снова и снова. Давление, которое он оказывает на самые глубины меня, — это воплощенное