Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Или вы думаете, что вы здесь одна и можете делать всё, что захотите?
Негодование соперницы становилось всё более явным и неоправданно личным. Видимо, и тётя Алина особой симпатии у неё не вызывала. А значит появился повод вылить раздражение на того, кто сам так неосторожно напрашивался на неприятности и своей настойчивостью разжигал мелкий, но уже неизбежный конфликт.
– Было бы очень даже неплохо, – тётушка ехидно скривила губы, и это подействовало на мужеподобную матрону как красная тряпка на быка.
Если бы не тележка, разделявшая их, дело могло бы принять серьёзный оборот. Короткие руки толстушки упёрлись в бока. Дотянуться до соперницы она, к сожалению, не могла: причина их ссоры, стоящая точно посередине, надёжно защищала неприкосновенность каждой стороны, и в то же время мешала сделать решающий шаг, вместе с узким проходом ограничивая любую стратегию и любой обходной манёвр.
Пара покупателей уже толкались рядом, пока ещё рассматривая и выбирая товары на полках, но уже проявляя признаки нетерпения и бросая косые взгляды на образовавшийся по вине тёти Алины затор. Положение становилось всё более комичным, и тётушка готова была уступить, но агрессивность, с которой ей пытались навязать свою правоту, мешала сделать это достойно. Она придумывала возможный выход, позволяющий сохранить моральное превосходство и респектабельный вид, но не могла отогнать от себя навязчивое желание показать этой особе, кто есть кто на самом деле.
Вдруг у неё перехватило дух, и что-то похожее на железный обруч сжало до сих пор не вызывавшее ни жалоб, ни проблем сердце. Она заметно изменилась в лице и ухватилась рукой за грудь, боясь вздохнуть свободно. Острая боль эхом отдалась внутри, и тётя Алина почувствовала ужасный страх перед чем-то непонятным.
– Бобби? Откуда ты здесь взялся? Я же приказала сидеть и ждать меня у входа! – непримиримо настроенная противница внезапно отступила, и её лицо тоже преобразилось, приняв выражение озабоченности и даже некоторой снисходительности и мягкости. – Ну, нельзя быть таким глупым! Нужно слушать, что тебе говорят.
Большой лохматый пёс радостно спешил навстречу хозяйке, волоча за собой поводок и заискивающе виляя хвостом, словно прося у неё прощения.
– Ах ты, безобразник! Знаешь, что виноват… Вот задам я тебе хорошую трёпку! Тогда перестанешь вести себя как уличная дворняжка.
Пёс лёг на пузо и преданно лизнул протянутую к нему руку, при этом его длинные уши уныло качнулись, а глаза подёрнулись лёгкой грустью, словно у барышни, читающей сентиментальный роман.
– Даже не думай, что сможешь ко мне так легко подлизаться! Уж я-то знаю, какой ты жуткий притворщик… Никаких сосисок ни сегодня, ни завтра!
Собака опустила косматую голову на передние лапы и издала тяжёлый и протяжный вздох. Это получилось совсем по-человечески, и тётя Алина, наблюдавшая за происходящим, обескураженно перевела взгляд с поразительно артистичного животного на его довольно посредственную хозяйку и обратно, забыв о своем неважном состоянии. «Нужно слушать, что тебе говорят». Это фраза её больно задела: что-то знакомое послышалось в брошенных в виде упрёка словах. Но тётушка тут же отогнала прочь нечаянное наваждение. Она до такой степени взвинчена сегодня, что любую мелочь готова принимать на свой счёт. Лучше поостеречься и взять себя в руки, иначе дело может закончится нервным срывом.
– Ну, ладно, идём. Будет тебе, будет…
Суровая дама, растроганная почти до слёз, повела своего питомца к выходу, что-то внушая ему по пути заботливо-хозяйским тоном, а тётушка осталась со случайно оказавшимся у неё трофеем одна, не чувствуя ничего хотя бы отдаленно похожего на торжество или удовлетворение.
«Даже собаки поддаются дрессировке,» – подумала она с таким пристрастием, будто хотела возразить кому-то, и вновь почувствовала себя совершенно разбитой. Нужно было как можно скорее возвращаться домой, чтобы прийти в себя и привести собственные мысли в порядок.
Уже не обращая внимания на то, какие покупки необходимо сделать сегодня, а какие лучше отложить на потом, тётя Алина бродила между полок, время от времени что-то отправляя в тележку и почти машинально двигаясь дальше, не замечая удивительной тишины и пустоты вокруг. Даже у кассы не было ни одного покупателя, но тётушка лишь рассеянно окинула взглядом скучающую кассиршу и опять погрузилась в размышления о том, куда мог так внезапно пропасть её зам.
Полчаса спустя, сидя в домашнем кресле и удобно вытянув затёкшие от высоких каблуков ноги, тётя Алина попробовала ещё раз набрать его номер. Но телефон абонента был выключен, и она смогла дозвониться только своей секретарше.
– Виталия Сергеевича всё ещё нет. Думаю, в офис он сегодня вряд ли уже вернётся. Рабочий день скоро закончится. Может быть, попытаться позвонить ему домой или связаться по электронной почте?
– Нет, не стоит. Сомневаюсь, что от этого будет какая-нибудь польза. Лучше свяжитесь с министерством образования и узнайте, передал ли он документы, подготовленные нами, и есть ли замечания и поправки по нашему предварительному отчёту. Если да, то примите их к сведению. А с Виталием Сергеевичем мы завтра обстоятельно обо всем поговорим.
– Хорошо, Алина Викторовна. Приятного вам вечера.
– Спасибо. И вам тоже.
Алина Викторовна устало отбросила в сторону свой телефон. Как ей надоели эти разговоры! «Виталия Сергеевича всё ещё нет…» Хотя обе прекрасно понимают, что это значит. К чему столько лишних слов, когда ясно, что его нет и уже не будет? Да и какой к чёрту может быть приятный вечер?! Сплошные формальности всё, что они так вежливо говорят друг другу. Она вспомнила бесцеремонную особу из магазина, явно лишённую подобных предрассудков, и её выдрессированного до уровня циркового искусства пса, и что-то вроде зависти колыхнулось в ней. Как хорошо взять и сказать хотя бы иногда то, что думаешь! Не пытаясь ничего завуалировать или, ещё того хуже, удержать в себе. Причин для депрессии было бы тогда намного меньше, и ужасные головные боли, возможно, перестали бы мучать её.
Тётушка потянулась за сумочкой, чтобы достать свою записную книжку, и словно в ответ на её мысли боль в висках неожиданно напомнила о себе.
– Этого и следовало ожидать после такого сумасшедшего дня, как сегодня! –