всё же продолжать откладывать деньги на Лёлин банковский счёт, о котором Лёля так до сих пор и не ведала. Вот это — откладывать на счёт дочери — стало для Наташи почти за 20 лет то ли чуть не физиологической потребностью, которую невозможно было искоренить, стало для неё неким священнодейством, которое невозможно нарушить. На себя же, на свои насущные нужды Наташа тратила, как и прежде и всегда, самый мизерный мизер с гулькин глазок. И благо, что наступивший месяц сентябрь — страдная пора, в частности, гардеробщицких вакансий, именно среди них и решила Наташа найти себе местечко. Предложений была куча, но Наташа понимала, что и возраст её, уже за полтинник переваливший, не в её пользу, однако и соглашаться нынче на всё, что угодно, она уже не собиралась, и у неё был свой набор обязательных условий. И она — нашла! После назначенного ей собеседования её буквально сразу (то есть, сказали, чтобы завтра приехала в отдел кадров и завтра же уже выходила на работу) взяли гардеробщицей в 5-звёздный отель с очень приемлемым для неё графиком: 2 дня через 2, смена — 12 часов с обедами и ужинами в спецстоловой для всего персонала. На следующий день она сделала всё, что указано, и ей выдали спецовку: очень хороший брючный костюм приятного цвета хаки, отлично сидящий на её так и не располневшем теле.

Это был какой-то странный мир, неведомый прежде. Почти весь обслуживающий персонал состоял из разнообразных лиц «азиатской национальности» и даже нескольких 100 %-ных негров, которые были очень худыми. Очень много азиатских лиц было среди горничных, уборщиц, всего спектра работников кухонь (все кухни оборудованы современной техникой для готовки чего угодно и мойки любой посуды, оказалось, что там нет ни одного таракана, чистота на кухнях как в хорошей операционной, Наташа тайком на эти кухни заглядывала), официантов, табличников, барменов, носильщиков и даже несколько человек — среди работников рецепции. Все они были достаточно молодыми (на вид — мало кто старше 40 лет, в среднем же — в районе 30 лет), все свободно говорили по-русски, а многие и по-английски тоже. И только дядьки, дежурившие на всех входах в отель, включая служебный вход, были все славянской внешности и пенсионного возраста, назвать их швейцарами лично Наташа никак не могла, во-первых, потому что ни один из них (в этом она потом много раз убеждалась) ни на каком языке, кроме русского, не говорил, даже встречая во множестве иностранных визитёров. И ни один из них никому из гостей отеля не помогал с вещами — это делал только молодой носильщик азиатской внешности, свободно владевший английским. Видимо, эти дядьки в чёрных казённых костюмах торчали на входе в отель для того, чтобы следить за порядком, а когда кто-то из гостей спрашивал их что-либо по-английски, то они, ничего не понимая, пытались по-русски, причём очень громко, выяснить, чего этот самый гость хочет и звали кого-нибудь на помощь. Вообще-то это было странно для 5-звёздного отеля, где все служащие, в том числе, и дядьки-пенсионеры на входах, должны трещать по-английски. Наташа и не предполагала, что и её, гардеробщицу, часто будут о чём угодно спрашивать иностранные гости, и она была изумлена до крайности самой себе, когда обнаружила, что, оказывается, не забыла ни топорный свой английский, ни кондовый свой французский и понимала, о чём спрашивают и отвечала, и её тоже сразу понимали.

Больше же всего в этом отеле поразили Наташу очень искренняя доброжелательность всех «лиц азиатской национальности», а там кого только не было: и в тюбетейках, и в калпаках, Наташа видела их, когда они, уже переодевшись, уходили с работы. И даже если их всегдашняя улыбчивость, приветливость были, возможно, всего лишь обязательным этикетом персонала отеля, всё равно видно было, что их доброжелательное отношение ко всем — искреннее, и Наташу многие из них часто спрашивали и как дела, и как идёт гардеробщицкая работа. Ни разу нигде за несколько месяцев работы не услышала Наташа ни от кого из сотрудников матершины, и стало Наташе здесь уютно, хорошо, тепло среди этих людей низшего обслуживающего персонала, таких несхожих с ней ни в чём, и она отвечала им таким же искренним добросердечием, и этом при том, что она всю жизнь, с тех пор, как себя помнила, была начисто лишена, куда бы ни попадала, умильных липких розовых соплей, которые ненавидела в других и которым никогда не верила, может быть, из-за своей некрасивости с детства.

Не было и никаких розовых очёчков, а вот хорошо ей было на этом месте именно из-за общей атмосферы доброжелательности, без разнузданной и уже повсеместной матершины, без махрового повсеместного хамла, хотя она очень трезво понимала, что не в ангельском окружении работает, что всё здесь, как везде и как у всех: и разнообразие человеческих натур, и многообразие человеческих отношений, наверняка и без подлостей не обходится и без стукачества, но — уютно ей было на этом месте, даже если её работа и была на уровне плинтуса, пусть так! Сама же работа гардеробщицы отеля, в конференц-залах которого очень часто проходили самые разные людные мероприятия, была чисто физически не очень-то и лёгкой: зимние, особенно, мужские, куртки, а ещё дублёнки, а ещё — набитые под завязку рюкзаки, спортивные сумки часто были такими многотонными, как будто их карманы и внутренности были набиты слитками золота или плотными пачками денежных купюр, перетянутых резиночками. А надо было крутиться, как юла, чтобы очередь сдающих/получающих своё имущество участников конференций не растягивалась на весь коридор, и у Наташи это получалось, но порой, когда оказывалось больше 300–400 прибывших, она закруживалась почти до потери ориентации уже после того, как в гардеробе наступало затишье, и все убегали на свои заседания. Тогда можно было и в туалет…А на обед и ужин её сменял кто-нибудь из уборщиц.

Расходились все эти разнокалиберные участники всегда усталые, но довольные встречами, новыми полезными знакомствами, новыми связями, и, получая из Наташиных рук свои одежды, продолжали свои переговоры, договорённости. Непонятно почему при такой свистопляске Наташе нравилось их обслуживать, иногда она что-то говорила очень кстати смешное, и они все смеялись, и часто, даже очень часто, подбегая к окошку гардероба, многие буквально кричали: «А вот наша любимая гардеробщица!», и Наташа смеялась. Часто с фуршетного стола они приносили ей в маленьких пакетиках разные невероятные вкусняшки, клали ей на стол, пока она бегала снимала их куртки, пальто, дублёнки…Часто бывало, что Наташа не уходила домой в 20.00, как было