– Да не великий я князь, – думая о своём, отмахнулся князь Игорь. – А ты где научился столь расторопно русскому языку? Уж не крещён ли ты?

– Крещён, княже. Я служил великому князю Изяславу Мстиславичу в толмачах же, а уж когда выбили его, господина моего, из Киева, вернулся к степной жизни.

– Ладно… Скажи от меня Кончаку: «Свату Кончаку от Игоря. Не вышло мириться – будем биться».

– Держи, хоробр! – это половец бросил Тренке посольский знак, снова поклонился Игорю и повернул коня.

– Эй, Лавор! – остановил его князь. – А куда вы подевали посла моего, черниговского боярина?

– Прости, что не поведал тебе сразу, княже. Кончак оставил его при себе в посольском его чину, чтобы после… ну, когда всё закончится, отпустить в Чернигов ко князю Ярославу как самовидца здесь бывшего. Прощай, княже.

– Прощай, Лавор.

Скользнул взглядом по белой спине толмача Игорь и снова вперился в тёмную, копьями ощетинившуюся стену, преградившую русичам путь. Теперь ему самому уже не верилось, что мог понадеяться на мирный исход переговоров. И хотя, окажись Кончак в окружении русских дружин, Игорь поступил бы точно так же, как коварный союзник и приятель, душу его полонила тупая злоба, и он готов был сейчас зубами рвать этих провонявших кумысом, желтолицых и раскосых нелюдей. И захотелось ему нестерпимо всадить стрелу в белую спину Лавора, потому что из проклятых половцев оказался толмач к нему ближе всех. И потянулся Игорь, не глядя, туда, где, как выезжал он дома на княжескую свою охоту, висел колчан со злачеными стрелами. Не оказалось там колчана, разумеется, и он вылил свою злобу в речи, которую прокричал, вернувшись к строю дружинников.

Теперь уже стаи воронов, круживших в небе над ратными, не раздражали, а вызывали тёмный страх. Северское войско пробилось-таки к воде, однако это только позволило людям напиться. Людям, но не лошадям – четвероногие отказались пить и вовсе не солоноватую, как говорил Рагуил, а добре солёную воду. Толстокожий Буй-Тур Всеволод предположил даже, что половецкое полчище нарочно напрудило в озеро своей и конской мочи – и сам попробовал захохотать, что завершилось глухим кашлем. И над чем тут смеяться? Юного князя Владимира чуть не вырвало.

Князья съехались на совещание, пользуясь тем, что половцы отошли на перестрел, когда северскому войску удалось выйти на берег озера. Ханы совещаются, небось, как легче добить русичей. Князь Игорь знал, что для половцев целесообразнее всего было б издали засыпать прижатого к воде противника стрелами, однако надеялся, что вожди из разных углов Великой степи не смогут прийти к единому решению. Одно было очевидно: ни одна из орд не покинула поля боя – да и кто на их месте уехал бы, не дождавшись дележа завидной добычи?

Северским полководцам тоже было о чём посовещаться. Игорь рассказал о своей попытке заключить мир. Буй-Тур матерно выругал Кончака, а Владимир посмотрел на отца с такой детской надеждой, что Игорю пришлось отвернуться от него. Тоже мне нашёл спасителя и скорого помощника на все времена! Молодой Святослав выглядел скорее ошарашенным, чем испуганным.

Помолчали. Тысяцкий Рагуил заговорил, глядя в землю.

– Сдаваться надо, князья. Неча протии рожна прати. А так хоть оставшихся людей сохраним.

– Как это сдаваться, старик? Неслыханное ведь дело! – возмутился Святослав. – И когда это поганые половцы брали в плен русских князей?

– Князей давно уже не полонили, а вот бояр довольно… Однако казнили только пленных «черных клобуков», а за русичей брали выкуп, – напомнил Рагуил. – А на бою убивали половцы князей, случалось и такое во времена Владимира Мономаха…

– На бою не в счёт, братия и бояре! – неизвестно почему осерчал Игорь. – Что же в том дивного – на поле брани пасть? Булатная сабля князя от отрока не отличает! И в плену у поганых оказывались русские князья. Вот хоть бы наш, Ольговичей, родоначальник святой, прадед мой великий Олег Святославович.

– Я сдаваться не собираюсь, братие, – просто сказал Буй-Тур. – Буду биться, пока не убьют. Живым нам не избыть позора за то, что подставились поганым, а мёртвые сраму не имут.

– И я довольно пожил на свете, – заявил Рагуил. – Если на сей раз не удастся обхитрить старуху с косою, так тому и быть, князья и бояре. Мужей вот только мне жаль…

Владимир побелел. Хотел тоже что-то сказать, да голос ему не повиновался. Игорь скрипнул зубами: неужели сын забыл, что обручён с дочерью Кончака? Могучий степной сват их двоих не даст в обиду! Во всех предыдущих стычках Игорь присматривался, не наезжают ли на его полки знакомые батыры Кончака и под его бунчуком – и не случалось такого. Это добрая примета. Значит, не забыл сватовства Игорева и совместных их приятельских дел. Хотя… Половцы ведь будут мстить. И имеют на это право. А если ещё и вспомнят подставное кочевье… Почему, спросят, вы к нам сюда пришли? Чтобы убивать, грабить и насиловать? Что ж, сейчас об этом ещё рано думать. Значит, так…

– Значит, так, братия и бояре. Будем биться, сдаваться нам сейчас не с руки. Вперёд на половцев не пойдём, станем здесь отбиваться. Ставим полки в оборону. Хорошо бы окопы вырыть, Рагуил.

– А чем прикажешь рыть, княже? Мечами?

– Вот, вот! Правильно речешь, старче! Шли ведь не из окопов отстреливаться, а незащищённые кочевья пограбить! – выкрикнул Святослав.

– А вот про это забудьте все накрепко! – сверкнул на племянника глазами Игорь. – Мы шли отвоевывать Тмуторокань, вот куда! Кто из вас останется жив и из плена освободится, только так и говорите!

– На Тмуторокань, к синему морю… – опешил Рагуил. – Это надо же такое сморозить…

– Ты, старче, как знаешь, а я о чести своей должен позаботиться, – сурово пояснил Игорь. – И пусть лучше прослыву глупым храбрецом, чем…

И махнул князь рукою, не договорив. Странное ощущение он сейчас испытал: будто всё уже кончено, битва проиграна, и надо думать о том, что будет после неё. Не о том, что настанет после смерти, потому что думать об этом бесполезно. Ведь не знаешь, и знать тебе не дано, куда попадёшь – в славянский ли в языческий ирий, где князьям как раз хорошо живётся, в прадедовскую ли варяжскую Вальгаллу, где тоже не так уж и плохо будет воину, не ленивому на брань, или (вот уж не дай того, Велес!) на суровый суд Христа, которым грозятся попы. Думать надо о плене. Да чёрт с ним, с пленом – можно как-нибудь перетерпеть! Думать надо о том, как из плена вырваться и что с тобою будет на Руси после плена…

– Княже, а ковуев куда поставим? Снова в тылу у копейщиков?

Игорь не сразу вник в смысл вопроса Рагуилова. Потом скривился:

– Довольно мы их берегли, боярин. Кони у ковуев посвежее будут, пусть рубятся в первом ряду, справа от путивльцев. Ты понял ли, Олстин Олексич?

Черниговский боярин молча кивнул. Вот уж кому действительно лучше помалкивать, послу хренову! Игорь обвёл взором лица князей и бояр, встретился с их вопрошающими, недоумевающими взглядами. Встрепенулся, снял с себя шлем, отдал Тренке. Сказал: