Кассии вот не приняла его улыбку — смотрела мимо на своего Миллора и чуть розу не выронила, такую красоту.

Ларо прямо вспыхнула, когда магистр Клевр, вручая ей розу, слегка задел ее пальцы своими.

— Буду с нетерпением ждать новой встречи, Саянара, — голос у магистра какой-то бархатистый, словно ласкает и щекочет — до мурашек — а улыбается действительно притягательно. Да что уж говорить — красивый он, очень. Если сравнивать, то Валер и Торбург с ним рядом не смотрятся, теряются оба, а вот если папу поставить и дядю Рари, то конечно папа лучше всех будет, а потом даже не знаю… Вообще дядя — это же дядя, родственник, но…все равно они оба на втором месте.

Я вхожу в портал двенадцатой вслед за Ларо, а за мной малышня опять чуть не испортили величественный проход порталом, потому что за завесой мы выходим снова дрохиями и расправляем крылья.

Жаль розу: в лапах не удержишь, в зубах тем более, да только при переходе порталом что-то с ней случилось странное, словно магия схлынула, оставив после себя лишь заготовку, из чего делали сам цветок. И под лапой вдруг оказалась какая-то мутноватая дурно-пахнущая жижа, похожая на грязь или болотную тину. Фууу.

— Все, что подарено не от чистого сердца, при переходе порталом меняет структуру, — Ларо как-то подозрительно всхлипывает — ей жалко цветок, да что ей — все мои родственниц озадаченно и сокрушенно смотрят себе на лапы, в которых цветок медленно растекается, словно плавится.

Кстати про портал Ларо права — она учится у дяди Рари и у магистра Зумана именно портальному делу, так что знает все лучше кого-нибудь из нас. Я-то вообще первый раз порталом перемещаюсь в другой мир, вернее между мирами, так что мне гораздо интереснее посмотреть вокруг, понять, где мы очутились.

Если представить в нашем мире степь бескрайнюю, широкую, такую, что вокруг взгляду зацепиться не за что, то здесь та же степь, только без растений, без животных, без воздуха — только магия, которую ни вобрать, ни впитать не получается.

Магия принимает причудливые формы, словно у нее есть память, и она может вспомнить и сформировать то, что когда-то касалось ее. Поэтому вокруг нас странные грибы выше роста самого крупного дроха, папоротник еще выше и крупнее, чем эти самые грибы, и три солнца: одно высоко в зените и два недалеко друг от друга над горизонтом.

И шелест. Абсолютной тишины нет. Шелестящий звук раздается везде, словно мы зашли в пустую комнату с высокими потолками без гобеленов и ковров, способных приглушить звуки и сделать помещение более теплым и комфортным.

— Саюни, можно я на твоем хвосте полечу — я устала, — захныкала Ваюни, а с ней Химмо и Руид. — И я есть хочу. Хочу булочку или пирожок.

Вообще для Ваюни это будет тяжелое путешествие. Она совсем недавно только-только расправила крылья, с головами еще не совладала полностью, поэтому может полететь в ту сторону, куда смотрит какая-нибудь одна голова, забывая прислушиваться к основной — ведущей.

А еще проблема в том, что мелкие дрохи просто невероятные обжоры. Где-то после десяти лет аппетит или голод физический перестает играть для нас какую-нибудь роль — мы начинаем усваивать магию высоких слоев и в форме дроха вообще не питаемся, а вот до этого времени прокормить дроха-ребенка достаточно сложно. Обычно, расправив крылья в первый раз в шесть лет, до десяти лет дрохи летают крайне редко, а уж если летают, то до полета и после мы в человеческой форме наедаемся до отвалу, чтобы полетать над землей какую-то терцию или две.

Мама говорит, что из трех ее старших дочерей самой прожорливой была я, как говорится: «не в дроха мясо», особенно если учесть, что я в семье самая мелкая, даже Ваюни, говорят вырастит и будет выше меня на голову. Но я не о себе, просто невозможно предугадать, сколько мелкий дрох съест, а тут еще два месяца придется только в крылатой форме находиться. Мы, конечно, взяли с собой еду для детей, причем с запасом, иначе придется свернуть путешествие где-то в середине — я ведь помню, сколько я съедала мяса, когда летать училась (наверное, поэтому у меня в форме дроха такая толстая попа и хвост неповоротливый).

Химмо и Руид проще — им уже восемь и девять — их период прожорливости давно сбавляет обороты, иначе б нам пришлось брать с собой просто целый обоз с едой. Да еще девочки все же крепче Ваюни: и пролететь могут больше, и капризничают меньше, и себя обслужить смогут, чтобы не отвлекать старших.

— Ваюни, милая, дай, пожалуйста, Саян немного передохнуть — ты итак на ее хвосте летала совсем недавно, — бабушка Куэларо опередила маму, которая собиралась уже взять младшую дочь к себе на хвост, но не тут-то было. — Давай ты полетишь сама немного, как взрослая, а потом, если устанешь, то на мне.

Ваюни сразу возгордилась, что ей предлагают лететь как взрослой, ну а конец фразы «если устанешь» вообще в ее глазах прировнял ее к нам, более старшим дрохиям.

***

Свет

Прозрачный воздух сменяется ярким бело-желтым маревом, словно колышущийся воздух в пустыне на границе песка и линии горизонта. Летишь вперед, и магия забирается под каждую чешуйку и приятно согревает. Свет не слепит и не обжигает… пока. Он словно родная стихия, хотя у каждого дроха она своя. Здесь можно дышать свободно, словно нет той тяжести магии, что наполняет наш мир. Здесь не нужно подниматься в высокие слои магии, чтобы напитать вторую форму силой и энергией на долгие месяцы — здесь все пропитано именно той магией — здесь вокруг высокие слои, даже если ты у самой земли.

Мы летим мимо других миров, только мельком отмечая портальные воронки-двери, сквозь которые мир можно рассмотреть внимательнее, более кропотливо, что ли.

Вот пролетели мир, где нет людей — только перевертыши: волки, медведи, змеи.

Вот мир только из воды состоит — ни кусочка суши. Там жители с хвостами и жабрами. Но они могут проходить порталами в другие миры и жить в них, как будто они родились на земле, а не в воде.

Вот мир без магии, вернее их тут целая вереница — как бусины, нанизанные на одну нить. Жители этих миров не увидят магию, если кто-то извне придет к ним и начнет демонстрировать силу.

Это все Ларо рассказывает мелким, а