– Возможно. Не уверен.

– Мы успели? – спросил Андрей. – Хоть что-нибудь успели?

– Что мы могли успеть? После закончим. Я зайду как-нибудь, – сказал Сергей Сергеевич.

– Кто такой? – спросил дознаватель, закрывая за ним дверь.

– Мой новый наставник.

– Наставник?.. – задумался Белкин. – Любопытно…

Он вошел в комнату и, поправив полы пиджака, уселся в кресло. Он все делал нарочито медленно, словно показывал, что обещанная пара вопросов может продлиться до вечера.

Андрей его ненавидел. Он так надеялся на «экспериментальную модель», так ждал этого дня, что еле до него дожил, а тут появляется какой-то тип с жетоном и выгоняет единственного человека, единственного во всем мире…

– И чего же вы тут не успели? – резко спросил дознаватель.

– Иван Петрович!.. – страдальчески произнес Андрей. – Опять кого-то убили? И опять под моим окном? Может, мне к вам в участок устроиться, а? Найдется у вас вакансия на семьдесят пять баллов?

– Тихо, тихо! Ты что это развоевался? Вакансий у нас нет, а труп есть, – сказал Белкин. – Не под твоим окном, подальше чуть-чуть. Но из той же серии.

– Из какой «серии»?

– Из странной. Мы с тобой поговорили во вторник утром. А вечером, во вторник, был уже следующий, гражданин Тарасов Вэ-Вэ.

– Так это… – оторопел Андрей. – Это не я!

– Ну, слава богу! А то пришлось бы тебя арестовать.

Иван Петрович смотрел в сторону, и Андрей не понял – дурачится он или говорит всерьез.

– Кстати, прочитал я Пушкина.

– Вы не забыли?

– Я, гражданин однофамилец, ничего не забываю. Повести покойного гм-гм… меня.

Андрей сообразил, что Белкин все-таки смеется.

– Не понравились мне эти повести, – продолжал дознаватель. – Они все хорошо кончаются.

– Что же в этом плохого?

– В жизни так бывает не всегда.

– Вы пессимист, Иван Петрович? Чаю хотите?

– Давай… А насчет пессимизма ты зря. Работа проклятая… Меня же ни на свадьбу, ни на юбилей не позовут – кроме друзей, конечно. А так вызывают, когда труп где-то образуется.

– Ну, убийцу найдете…

– Найду, найду, куда он денется? Но жертве не все ли равно? Она уже труп. Или он. Откуда здесь возьмется хороший конец? Ты вроде чаем грозился… Печенье у тебя есть? – крикнул он вдогонку. – Люблю с печеньем.

Андрей сполоснул без того чистые чашки и налил в них заварки, Белкину – побольше. Он потихоньку оттаивал. Во-первых, у Сергея Сергеевича все равно что-то не ладилось – Андрей это определил по ощущениям в голове. Вернее, по отсутствию всяких ощущений.

Во-вторых, Белкин прочел «Повести Белкина» – прочел с его подачи, и Андрей испытывал такую гордость, точно написал эти повести сам.

И еще – ему льстило, что он может запросто попить чайку с полицейским, у которого статус аж семьсот пятнадцать баллов.

– Иван Петрович! – позвал он из кухни. – Правда, что наставниками становятся не ради гуманизма, а для карьеры?

– А гуманизм – это, по-твоему, что?

– Не знаю… Наверное, любить людей.

– Ну вот! Наставники – тоже люди. Вот они себя и любят. Получается как раз гуманизм.

Андрей перенес чашки в комнату и сходил за пакетом с печеньем. Белкин снял пиджак и, кинув его на кровать, придвинулся к столу. Затем шершаво растер ладони и выудил из пакета румяную фигурку девочки в треугольном платьице.

– Да ты не огорчайся, – сказал он. – Наставники не все мерзавцы. Я встречал и нормальных, в основном из молодых.

Иван Петрович откусил девочке голову и лукаво посмотрел на Андрея.

– Медлительный он какой-то, наставник твой. Не успевает…

– Что не успевает? – насторожился Андрей.

– Тебе виднее. Что вы с ним не успели?

– Да ничего… Ничего не успели…

– Я и говорю – медлительный. Ничего не успевает…

Белкин слазил за следующим крекером – жирафом. Откусить голову жирафу было более чем естественно.

– Как там Никита Николаевич?.. – спросил он внезапно. – Не хворает?

– Никита Николаевич?..

– Да, ваш «профессор». И не надо постоянно переспрашивать! Если человек задает ненужные вопросы, это значит, он тянет время. Тянет время – значит долго обдумывает ответ. Значит, что-то скрывает. А от меня скрывать опасно. Когда сам раскопаю, будет хуже.

Белкин сделал большой глоток и положил рядом с чашкой диктофон. В центре диска горела зеленая лампочка.

– Итак, что ты можешь сообщить об этом человеке?

– Никита Николаевич никого не убивал, – отчеканил Андрей.

– Почему ты в этом уверен?

– У него здоровья не хватит. Вы его видели? Он же еле ходит. Как с конвертера выперли, скуксился старикашка…

Андрей вдруг сообразил, что старикашка профессор и дознаватель Белкин примерно одного возраста. Только Белкин гораздо крепче и бодрее. Он бы, вероятно, и с молодым справился.

– Вы, Иван Петрович, чем приличных людей подозревать, лучше бы в лесу порядок навели.

– Откуда здесь лес?

– Не здесь, а у конвертера, в Бибирево-36.

– Не моя территория, – отозвался Белкин. – Еще чаю можно? Ну и что там, в лесу?

– Насильники орудуют. Средь бела дня, – заявил Андрей, наполняя его чашку.

– Истории у тебя какие-то… с душком. То девица в кустах, то секс-маньяки за деревьями. Ну-ка, подробнее.

Андрей рассказал, как все было, – толково рассказал, с деталями, но без лишних эмоций. Даже сам удивился.

– А потерпевшая исчезла, – подытожил Белкин.

– Она испугалась. Да и стыдно к тому же.

– Стыдно?! Насколько я понял, они не успели ничего. Ну прям как твой Сергей Сергеич! – Он скривился и бросил в рот очередную девочку-треугольник. – Стыдно ей!.. Знаешь, что такое страховка за моральный ущерб? Пострадать от маньяка – это лучше, чем в лотерею выиграть.

– Она не пострадала…

– Приз поменьше, но все же приличный. На машину хорошую хватит.

– Может, машина у нее уже есть?

– Может. Поэтому она и ездит на линейке. Имеет право.

– Вы намекаете, что я вру? Но я все честно!.. Зачем мне врать-то?

– Как зачем? – всплеснул руками Белкин. – Чтобы тему сменить. Я тебя об одном спрашиваю, а ты мне про другое. Вот это видишь?

Он ткнул пальцем в диктофон – возле зеленого огонька горел второй, желтый.

– Это называется «пауза».