Усмехалось:

«Это просто сплетни!»

Шелестело:

«День-то нынче — летний...»

Роща вся на дерево косится:

«Собственно, чего оно боится?

Листья ж —

Не сокровища какие!

Ну, не эти —

Вырастут другие».

Листья, листья...

Ливни и рассветы.

С каждым годом нам дороже это.

Каждый год

И каждое мгновенье

Нам труднее их возникновенье.

Оттого в сердцах у нас таится

Страх,

Что ничего не повторится,

Что в последний раз звезда восходит,

Что последняя любовь

Уходит...

* * *

Бывает миг сомнения в любви —

В любви он обязательно бывает, —

Когда обида давняя всплывает,

Гася очарования твои.

Уже не веря в добрых и крылатых,

Ты высмотришь сединку на виске.

И тихо приготовишься к тоске,

По-старчески ворча на виноватых.

Но погоди...

А вдруг он тоже прав?

Вдруг ты — не та?

Вдруг — мелочней и мельче?

Вдруг ты живешь

Как выгодней, как легче?

Не видишь звезд?

Не слышишь шепот трав?..

Сорвавшийся упрек останови.

Припомни вновь, что за спиною крылья.

Пускай тебя спасает от бессилья

Всесильный миг сомнения в любви.

1966. Осень

ИРИНА МАЛЯРОВА

БЕЛЫЕ НОЧИ

Люди едут и в Крым, и в Сочи.

Только я вам навек верна,

Ваша светлость, Белые ночи,

Абсолютная величина.

В вас вместились зима и лето,

Небо как серебристый зонт.

Абсолютно величье света,

Растворяется горизонт.

Все балласты в ночи бесплотны,

Пусть аукаются леса!

Проводами в линейку нотную

Разлинованы небеса.

Дней грядущих ничуть не старше,

Ночи белые надо мной.

Абсолютно бессмертье ваше,

Относителен ваш покой.

АЛЕКСАНДР ГИТОВИЧ

У ПОЭЗИИ НА СЛУЖБЕ

В прошлом году ми хоронили Александра Ильича Гитовича. Он умер в Комарово на 57-м году жизни, в расцвете своего мастерства и таланта, оснащенного мудростью жизненного опыта. Мы хоронили его на Комаровском кладбище, исполняя его желание. Стоял ветреный, перемешанный дождем и солнцем день, и с окаменевшего на все время лица Гитовича не сходила добрая улыбка. Он, навсегда покидая этот удивительный мир, прощался с ним в сознании достоинства, свойственного воину, исполнившему долг.

Прямые сосны, устремляясь вершинами в высокое небо, шумят над его могилой, и ямбический шум вершин торжествен и печален. Иногда мне кажется, что этот шум похож на его стихи.

Он всегда был певцом мужества. И в первой книге «Мы входим в Пишпек», и в «Артполке» сам строй стиха у Гитовича походил на армейскую амуницию, потому что мужество не терпит расхристанности.

Естественно, что он похож на свои стихи, подтянутый, спортивный, собранный.

Я узнал его таким в блокадную зиму 1942 года, когда он работал в газете «Боевая красноармейская». Он не сидел в редакции. Если ему надо было написать о снайпере, он уходил вместе с ним на передний край в засаду и сам всматривался в оптический прицел и открывал свой счет справедливой мести. Если ему надо было написать о летчике, он отправлялся с ним в полет и нажимал на гашетку бомбометателя.

Он не мог поступать иначе. Это было закономерностью характера, свойством души и свойством стиха, гармонически выражавшим душу.

Он был строг и беспощаден и к себе и к своим товарищам. Об этом мне рассказывали Алексей Лебедев и Вадим Шефнер, об этом могли бы рассказать Елена Рывина и Глеб Чайкин, Владимир Лифшиц и Глеб Горбовский, которых он в свое время учил служению Поэзии.

Об этом лучше всего рассказывают его стихи, сам ритм поэмы «Город в горах», весомость и точность его прекрасных переводов классических китайских поэтов и то, что осталось в его рабочем столе, то, что продолжает его беспокойную жизнь сегодня.

Перечитайте «Звезду над рекой» или «Зимние послания друзьям», и вы не то чтобы убедитесь в этом, вы проникнетесь этим.

Не для того я побывал в аду.

Над ремеслом спины не разгибая,

Чтобы стихи вела на поводу

Обозная гармошка краснобая.

Он не любил дешевого успеха и не искал его.

Он любил, как это положено истинному поэту, путешествия, новые горизонты земли и души. Средняя Азия, Карелия, Корея и Армения. Он был всегда в походе, и стихи его кратки, как привалы.

Не так-то уж много людей, которые после смерти Александра Гитовича сказали: «Какого поэта мы потеряли!» Уверен, что куда больше будет людей, которые говорят и еще скажут: «Какого поэта мы открыли», потому что истинная поэзия всегда на полшага впереди.

М. Дудин

ВОСЕМЬ СТИХОТВОРЕНИЙ

ДОРОГА СВЕТА

Свет — образец для искреннего слова:

Каких бы крепостей ни возвести —

Свет обойдет препятствия, чтоб снова

Стремиться по кратчайшему пути.

Мы выбрали опасную дорогу,

Где не помогут добрые друзья, —

Она полна преград. Но слава богу,

Что мысль — как свет — остановить нельзя.

1966

ВСПОМИНАЯ ГОСТЯ ИЗ ПРАГИ

Йозефу Кадлецу

Внезапный друг! Я помню до сих пор

Тревожный спирт, настоянный на травке:

Весь европейский этот разговор

О рангах Достоевского и Кафки.

Я вспоминаю наш недолгий пир

И придвигаю лампу к изголовью,

Чтобы опять открыть «Войну и мир»

И перейти к душевному здоровью.

1966

МАСТЕР

Ты достиг высокой простоты —

День в трудах опять недаром прожит.

Что же — все-таки — тебя тревожит?

Чем же — тайно — недоволен ты?

Вероятно, веря в свой удел —