Йеветта сидела совершенно неподвижно и смотрела на свои шлепанцы. Я накрыла ее руку своей рукой. Над нашими головами покачивались цепочки. Наконец Йеветта вздохнула:

— Но люди никогда не верить про такой в моя страна.

— А что же ты сказала человеку из Министерства внутренних дел?

— Ты про мой интервью беженка? Хотеть знать, что я говорить этот человек?

— Да.

Йеветта пожала плечами:

— Я ему говорить, что, если он так устроить, что меня отпускать из это место, он может со мной делать, что хотеть.

— Не понимаю.

Йеветта округлила глаза:

— Ну, спасибочки Господу Богу, что мужик из это министерство был капелька поумней тебя, Мошка. Ты что, никогда не замечать, что в эти комната для интервью нету окна? Я тебе клятва давай, Мошка, что баба этого мужика из министерство небось уж лет десять его к себе не подпускать — вот как он на меня смотреть после мой предложений. И такой не раз бывать, усекать, дорогуша? Этот мужик у меня четыре раза брать интервью, пока не убеждаться, что у меня вся бумага в полный порядок. Ну, теперь понимать?

Я погладила ее руку:

— О, Йеветта…

— Ой, ладно, Мошка. Ничего такой. Если сравнивай с то, что они со мной делать, если я возвращаться на Ямайка… Это ничего.

Йеветта улыбнулась мне. В уголках ее глаз блеснули слезинки, потекли по щекам. Я стала стирать слезы с ее щек и вдруг сама расплакалась, и Йеветта стала утирать мои слезы. Это было смешно, потому что мы никак не могли перестать плакать. А потом Йеветта рассмеялась, и я тоже, и чем дольше мы смеялись, тем труднее нам было перестать плакать, и в конце концов девушка в сари зашипела на нас, чтобы мы перестали шуметь, иначе мы могли еще сильнее напугать девушку без имени. Она лежала на кровати и что-то безумно бормотала на своем языке.

— Ох, поглядеть только на нас, Мошка. Что мы с собой делать?

— Не знаю. Ты правда думаешь, что тебя выпустили из-за того, чем ты занималась с человеком из Министерства внутренних дел?

— Я это точно знать, Мошка. Этот мужик мне даже точный дата называть.

— Но при этом он не дал тебе никаких бумаг?

— Ага. Никакой бумага. Он говорить, что он не все уметь делать, понимать меня, Мошка? Повозись с компьютер, а потом сказать служащий, чтобы нас отпускать, это он сделать. Нетрудный работа. Потом можно сказать: «Я просто случайно не на тот клавиша нажимать». Но нужный бумага выправить, с печать там и всякий такой, это уже другой история.

— Так значит, ты теперь — нелегальная иммигрантка?

Йеветта кивнула:

— И ты тоже, Мошка. И ты, и я, и эта две девчонка тоже. Все мы четыре отпускать из-за то, что я делать с мужик из министерство.

— А почему отпустили четверых, Йеветта?

— Он говорить, что, если уходить я один, на него падать подозрение.

— А как он выбрал остальных девушек?

Йеветта пожала плечами:

— Может, он закрыть глаза и тыкать в список булавка. Понятия не иметь.

Я покачала головой и опустила глаза.

— Чего ты? — спросила Йеветта. — Тебе это не нравиться, Мошка? Да вы все должны мне говорить спасибо за то, что я для вас сделать!

— Но без документов мы — никто, Йеветта! Разве ты не понимаешь? Если бы мы остались, если бы прошли все необходимые процедуры, может быть, нас отпустили бы с документами.

— Ага, Мошка, ага. Только так не получаться. Для люди с Ямайка так не получаться, и для люди из Нихер-рия тоже. Забери это в свой голова, дорогуша: есть только один место, куда приводить все правильный процедура. Это место называться де-пур-та-ция.

Произнося каждый из слогов последнего слова, Йеветта похлопывала ладонью мне по лбу и улыбалась.

— Если нас де-пуртируют, мы возвращаться домой, а там нас убивать. Так? А так у нас хоть какие-то шанс бывать, дорогуша, уж ты мне поверить.

— Но если мы нелегалы, мы не сможет работать, Йеветта. Мы не сможем зарабатывать деньги. Мы не сможем жить.

Йеветта снова пожала плечами:

— Когда ты мертвый, ты тоже не жить. Небось ты очень умный, Мошка, если это не понимать.

Я вздохнула. Йеветта усмехнулась.

— Вот это мне нравиться, — сказала она. — Чтобы такой юный девочка видеть все как есть. Риал-листично, да? Теперь послушать меня. Ты как думать, эти англичаны, твой знакомые, они могут нам помогай?

Я посмотрела на водительское удостоверение:

— Не знаю.

— Но больше ты никого не знать, так?

— Нет.

— И что мы делать? Когда мы туда приехать, если я пойти с тобой?

— Не знаю. Может быть, мы смогли бы найти какую-то работу. Такую, где не спрашивают документы.

— Тебе это быть легкий. Ты умный, ты красиво говорить. Для такой девушка много работа.

— Ты тоже неплохо говоришь, Йеветта.

— Я говорить, как женщина, который проглотить женщина, который неплохо говорить. Я тупой, или ты не видеть?

— Ты не тупая, Йеветта. Все мы, кому удалось проделать такой путь и выжить, — как мы можем быть тупыми? Тупым такой путь не проделать, уж ты мне поверь.

Йеветта наклонилась ко мне и прошептала:

— Это ты серьезный говоришь? Ты не видеть, как девушка в сари хихикать, когда увидать машина?

— Ладно. Может быть, девушка в сари не очень умная. Но она красивее всех нас.

Йеветта сделала круглые глаза и крепче прижала к себе свой прозрачный пластиковый пакет:

— Это быть обидный, Мошка. Почему ты говорить, что она — самый красивый? Я тебе хотеть давать кусочек ананас, а теперь не давать, дорогуша.

Я хихикнула. Йеветта улыбнулась и погладила меня по лбу.

И тут мы обе резко обернулись, потому что девушка без имени закричала. Она вскочила на кровати, прижала к груди свой пакет с документами и закричала снова:

— Остановите их! Не пускайте их! Они нас всех убьют, девушки, вы не понимаете!

Йеветта встала и подошла к девушке без имени. Она в упор на нее посмотрела. Возле ног Йеветты ходили куры.

— Слушать меня, дорогуша. Нет никакие люди, которые приходить и убивать тебя, я тебе это уже говорить. Это просто курица. Они нас бояться сильней, чем мы их бояться. Ну, смотреть сюда!

Йеветта нагнула голову и затопала ногами. Захлопали крылья, во все стороны полетели перья, куры начали вспрыгивать на матрасы, а девушка без имени все кричала и кричала и отгоняла кур ногами, обутыми в кроссовки Dunlop Green Flash. Но вдруг она перестала кричать и указала куда-то пальцем. Куда она указывает, я не видела, потому что кругом в лучах солнечного света летал куриный пух. Ее указательный палец дрожал, и она начала шептать: