Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вашей подружки головка не в порядке, — заявил он.
Йеветта ткнула меня локтем в живот.
— Давай говорить, Мошка, — прошептала она.
Я посмотрела на таксиста. В машине все еще громко звучала песня «We are the Champions». Я понимала, что нужно сказать таксисту что-то такое, чтобы он понял: мы не беженки. Мне хотелось показать ему, что мы британки, что мы говорим на вашем языке и понимаем кое-какие тонкости вашей культуры. И еще мне хотелось его развеселить. Вот почему я улыбнулась, подошла к открытому окну машины и сказала таксисту:
— Привет, какая у вас грива!
Не думаю, что таксист меня понял. Кислое выражение его лица стало еще кислее. Он медленно покачал головой и сказал:
— Вас, обезьян, в джунглях совсем, что ли, не учат приличным манерам?
А потом он отъехал от нас очень быстро — так быстро, что колеса его машины взвизгнули, будто ребенок, у которого отняли бутылочку с молоком. Мы вчетвером стояли и провожали взглядом машину, пока она не исчезла за ближайшим холмом. Овцы справа от дороги и коровы слева от дороги тоже смотрели ей вслед. А потом они снова начали жевать траву, а мы опять сели на корточки. Налетел порыв ветра, и спирали колючей проволоки наверху забора задребезжали. По холмам и полям поплыли тени от маленьких высоких облаков.
Мы долго молчали. Наконец Йеветта проговорила:
— А может, надо было, чтоб наша девочка в сари говорить?
— Извините.
— Гребаный африканцы. Вы всегда считать, что вы — самый умный, а вы — не-ве-жи.
Я поднялась, подошла к забору, взялась за проволочную сетку и посмотрела через нее вниз, вдоль склона холма, на поля.
Двое фермеров все еще работали на поле. Один вел трактор, а второй привязывал веревкой калитку.
Йеветта подошла и остановилась рядом со мной:
— Что нам теперь делай, Мошка? Тут оставайся никак нельзя. Пойти пешком, а?
Я покачала головой:
— А как быть вон с теми мужчинами?
— Думать, они нас останавливать?
Я крепче вцепилась в проволочную сетку:
— Я не знаю, Йеветта. Мне страшно.
— Чего ты бояться, Мошка? Может, они и нас и не трогать. Если ты не обзывать их, как того таксиста.
Я улыбнулась и покачала головой.
— Значит, так. Не бояться. Я идти с тобой любая дорога. А ты не будь обезьяна. Веди себя приличный…
Йеветта обратилась к девушке с документами:
— Ну, а ты, маленький мисс без имя? Идти с нами?
Девушка обернулась и посмотрела на здание центра временного содержания:
— Почему они больше нам не стали помогать? Почему не прислали тех, кто занимается нашими делами?
— Да потому, что им неохота это делай, дорогуша. И что ты делать теперь? Туда возвращаться, просить для себя машина? Ты еще для себя дружка попросить не забывать.
Девушка покачала головой. Йеветта улыбнулась:
— Благословить тебя Бог, дорогуша. Так. Теперь ты, девушка в сари без всякий имя. Я тебе просто объяснять. Дорогуша, ты идти с нами. Если согласный, ничего не говорить.
Девушка в сари посмотрела на Йеветту, часто моргая, но ничего не сказала. Только голову набок склонила.
— Отлично. Все идти, Мошка. Все идти к чертям из это место.
Йеветта повернулась ко мне, а я все смотрела на девушку в сари. Порыв ветра шевельнул желтую ткань, и я увидела на шее у девушки поперечный шрам шириной с мизинец. На ее смуглой коже шрам белел, будто кость. Он обвивался вокруг шеи, словно прицепился к ней и не хотел отпускать. Словно все еще хотел умертвить девушку. Она заметила, что я смотрю на нее, и прикрыла шрам рукой, и я увидела ее руку. На ней тоже были шрамы. Я помню, мы с вами договорились насчет шрамов, но на этот раз я отвела глаза, потому что порой красоты бывает слишком много.
Мы вышли из ворот и пошли по шоссе вниз по склону холма. Йеветта шла первой, я — следом за ней, а за мной — две другие девушки. Я все время смотрела на пятки Йеветты. Я не смотрела ни влево, ни вправо. Когда мы спустились с холма, сердце у меня стучало очень часто. Стрекотание трактора стало громче, и через некоторое время оно заглушило стук шлепанцев Йеветты. Когда шум трактора начал утихать позади нас, мне стало легче дышать. «Все хорошо, — подумала я. — Мы прошли мимо них, и теперь бояться нечего. Как глупо было бояться». А потом трактор заглох. Во внезапно наступившей тишине стало слышно пение птицы.
— Стойте, — раздался мужской голос.
Я прошептала Йеветте:
— Не останавливайся.
— СТОЙТЕ!
Йеветта остановилась. Я попыталась пройти мимо нее, но она схватила меня за руку:
— Не валять дурака, дорогуша. Куда ты побежать?
Я остановилась. Я была так напугана, что едва дышала. Остальные девушки тоже явно испугались. Девушка без имени прошептала мне на ухо:
— Пожалуйста. Давайте повернем обратно и поднимемся на холм. Этим людям мы не нравимся, разве ты не видишь?
Тракторист вылез из кабины. Другой мужчина, который привязывал веревкой калитку, подошел к первому мужчине. Они встали на дороге между нами и центром временного содержания. На трактористе была зеленая куртка и зеленая кепка. Он стоял, сунув руки в карманы. Тот мужчина, который привязывал калитку — в синем комбинезоне, — был очень высокий. Тракторист ему ростом был по грудь. Он был такой высокий, что штанины его комбинезона заканчивались выше носков, а еще он был очень жирный. Жир образовывал складки розовой кожи у него под подбородком и над краями носков. На голове у него туго сидела вязаная шапочка. Он вытащил из кармана пакет табака и свернул сигарету, не спуская с нас глаз. Он был небритый, с красным здоровенным носом. И глаза у него тоже были красные. Он зажег сигарету, затянулся, выдохнул дым и плюнул на землю. Когда он заговорил, все его жировые складки задрожали.
— Деру дали, детки?
Тракторист расхохотался:
— В точку попал, Малыш Альберт.
Мы все направили взоры книзу. Я и Йеветта стояли впереди, а девушка в желтом сари и девушка без имени — позади нас. Девушка без имени снова зашептала мне на ухо:
— Пожалуйста. Давайте повернем и уйдем. Эти люди нам не помогут, разве ты не понимаешь?
— Они не смогут нас обидеть. Мы теперь в Англии. Здесь все не так, как у нас на родине.
— Пожалуйста, давайте уйдем.
Я видела, как она нервно переступает с ноги на ногу. Я не знала, убегать или остаться.
— Ну, так как? — спросил высокий толстяк. — Сбежали?
Я покачала головой:
— Нет, мистер. Нас отпустили. Мы официальные беженцы.
— Небось и доказать это можете?