Союза и других коммунистических стран искренне восхищались этим человеком и всем сердцем отождествляли себя с коллективистским, социалистическим проектом{153}. Нападки на Сталина со стороны лидера главной в мире марксистско-ленинской партии стали неожиданным ударом для коммунистов всей планеты.

Реакция некоторых левых, особенно в Западной Европе, заключалась в том, что они полностью отошли от советского проекта. Другие, прежде всего Мао, обвинили Хрущева в искажении или преувеличении ошибок Сталина в собственных интересах. Мао стал называть Хрущева виновным в преступном «ревизионизме» учения марксизма-ленинизма, и это стало первой трещиной расширяющегося раскола между двумя странами{154}. При новом лидере Советский Союз стал стремиться к мирному сосуществованию с Западом, отношения с неприсоединившимися странами потеплели, а спектр помощи таким государствам третьего мира, как Индонезия, Египет, Индия и Афганистан, расширился.

Формально Коммунистическая партия Индонезии была солидарна с Хрущевым относительно вектора движения в послесталинское, модернизированное будущее. На практике, однако, коммунистический мир оказался еще сильнее разделен, чем в начале холодной войны. Индонезийские коммунисты, уверенные в важности своей страны и наращивавшие численность и силу, еще более, чем прежде, укрепились во мнении, что им незачем выполнять приказы из-за границы.

После провала Мадиунского мятежа в 1948 г. КПИ была реорганизована под руководством Дипа Нусантара Айдита. Харизматичный и легко вступавший в контакт, этот человек родился на острове у побережья Суматры в правоверной мусульманской семье и стал марксистом во время японской оккупации. Под руководством Айдита КПИ превратилась в пользовавшееся массовой поддержкой, легальное, идеологически гибкое движение, отвергавшее вооруженную борьбу, часто игнорировавшее директивы Москвы, близкое Сукарно и склонное разрешать политические разногласия посредством выборов. Партия действовала совсем не так, как коммунистические партии России и Китая. Как публично, так и в кулуарах КПИ ставила своей целью формирование антифеодального «объединенного национального фронта» в смычке с местной буржуазией и не заботилась о плане построить социализм непременно «до конца столетия»{155}.

На международной арене Коммунистическая партия Индонезии была привержена антиимпериализму, на местном уровне ее члены расширяли свое движение посредством побед на демократических выборах.

На протяжении 1956 г. раскол в коммунистическом мире углублялся, особенно после того как Хрущев направил танки в Венгрию, чтобы подавить там бунт и восстановить советский контроль. Насилие октября и ноября 1956 г. стало провалом Москвы в отношениях с общественностью. Это событие больно ранило и самого Фрэнка Виснера. Хотя США публично это отрицали, ЦРУ подбивало венгров на восстание, и многие из них согласились участвовать, будучи уверены, что получат поддержку Вашингтона. Когда братья Даллес отказались поддержать выбранный курс, очевидно бросив протестующих на произвол судьбы, Виснер почувствовал, что предали его лично.

Его поведение становилось все более непредсказуемым. Уильям Колби, руководитель ЦРУ в Риме, сказал в 1956 г.: «Действия Виснера были хаотичными и бредовыми, он вообще не соображал, что творит, и все время повторял, что всех этих людей там убивают». Его сын заметил, что отец выглядел переутомленным и эмоционально чересчур глубоко вовлеченным в события в Европе. Сослуживцам Виза стало трудно понимать его поведение. Они объясняли это болезнью, вызванной тем, что в Греции он отравился несвежими моллюсками{156}.

Пока коммунисты второго мира переживали раскол, третий мир еще энергичнее объединялся, наблюдая за тем, как грубо и нахраписто вел себя первый. После того как Насер национализировал Суэцкий канал, Франция и Британия вторглись в Египет — вопреки воле Вашингтона, — чтобы восстановить контроль над этой водной артерией и свергнуть египетского лидера. К ним было присоединилось молодое государство Израиль, создание которого поддержали и Вашингтон, и Москва, но в конце концов США вынудили его пойти на попятную. Однако несмотря на гнев Эйзенхауэра, Вашингтон с середины 1950-х гг. неуклонно наращивал помощь молодому еврейскому государству, рассматривая его как свой плацдарм в холодной войне. Как мы теперь знаем, складывавшийся союз СССР и радикальных арабских националистических режимов заложил основу перспективного альянса США и Израиля{157}.

В 1956 г. произошло еще кое-что — точнее сказать, не произошло. Предполагалось, что проблема разделения Вьетнама на Северный и Южный решится путем выборов, которые объединят страну под властью единого правительства. Однако Нго Динь Зьем, католик, лидер Южного Вьетнама с преимущественно буддистским населением, — США носились с ним, пока не обнаружили его полнейшую коррумпированность и диктаторские замашки, — знал, что безнадежно проиграет Хо Ши Мину, и решил отменить выборы. Вашингтон с этим согласился, как в 1955 г. согласился с мошенническим заявлением Зьема о его победе на выборах с 98,2 % голосов{158}. С этого момента правительство Северного Вьетнама и многие коммунисты на Юге уверились в своем праве открыто выступить против режима Зьема, за которым стояли США.

В тот же беспокойный год Сукарно посетил Вашингтон. Неизвестно, насколько осознавал это сам индонезийский лидер, но визит прошел неудачно. Впечатление, которое он произвел на самых могущественных людей планеты, не было благоприятным. В родной Индонезии Сукарно славился своими сексуальными аппетитами, но американцев это шокировало. Джон Фостер Даллес, благочестивый до ханжества пресвитерианин, счел его «отвратительным». Фрэнк Виснер, обычно не обсуждавший свою работу дома, поделился с сыном: «Сукарно хотел, чтобы его постель не пустовала, и у Центрального разведывательного управления нашлись возможности удовлетворить похоть индонезийского правителя»{159}.

Более того, из Вашингтона Сукарно отправился прямиком в Москву и Пекин. Он, разумеется, считал это своим правом независимого мирового лидера, но администрация Эйзенхауэра не расположена была проявлять терпимость к такого рода поступкам.

Осенью 1956 г. Виснер сказал Элу Алмеру, главе Дальневосточного отделения ЦРУ: «Думаю, пора пообломать рога этому Сукарно»{160}.

На следующий год Коммунистическая партия Индонезии добилась на выборах даже лучших результатов, чем в 1955 г. КПИ была самой эффективной, профессиональной организацией в стране. Что еще более важно, в стране, разъедаемой коррупцией и кумовством, она имела репутацию самой порядочной из ведущих партий{161}. Ее лидеры были дисциплинированными и преданными своему делу, и Говард Джонс быстро понял, что они в самом деле выполняют свои обещания, особенно те, которые давали крестьянам и беднякам. Джонс был не единственным человеком во власти США, сообразившим, почему коммунисты продолжают побеждать. Ричард Никсон, в то время вице-президент, выразил общее ощущение, царившее в Вашингтоне, заявив, что «демократическое правительство было [вероятно] не лучшим для Индонезии», потому что «коммунистов, скорее всего, невозможно было бы победить на выборах, настолько хорошо они организованы»{162}. И еще крайне важно, что Джонс полностью осознал: КПИ идет в сельскую глубинку, осуществляя именно те программы, что непосредственно отвечают людским нуждам. Партия «упорно и умело работает над тем, чтобы завоевать сердца обездоленных», — и у него это вызывало беспокойство{163}.

Саконо Праптоюгоно, сын фермера из деревни в Центральной Яве, прекрасно помнит, как действовали эти программы. Саконо (не путайте с Сукарно, президентом) родился в 1946 г. в регентстве Пурбалинга шестым из семи детей в семье. Голландцы в то