— учение, способное адаптироваться к местным реалиям, а так как в Индонезии повсеместная вера в единого бога — это «объективный факт», то «коммунисты, будучи материалистами, должны этот объективный факт принимать»{130}.

Республика Индонезия приняла национальный лозунг: «Bhinneka Tunngal Ika», что означает «Единство в разнообразии» на старояванском языке, на котором говорит наибольшее количество жителей страны, львиная доля которых проживает в средней части этого центрального острова. Панча сила, или Pantja Sila, — понятие из санскрита, использовавшегося в доисламские времена на архипелаге Нусантара, когда большая часть островов находилась под сильным влиянием культурных и религиозных элементов родом с Индийского субконтинента. (Само слово «Индонезия» означает попросту «индийские острова» и, как и название «Индия», происходит от названия реки Инд.)

Именно под контролем Сукарно молодая страна приняла решение сделать бахаса индонезия своим официальным языком. Менее мудрый лидер мог бы склониться к тому, чтобы сделать государственным языком свое родное наречие, но этот диалект сложно учить, и это запросто могло быть воспринято как своего рода шовинизм, а то и колониальное принуждение со стороны сильнейшего острова. Вместо этого Индонезия сделала государственным простой язык, который воспринимался как нейтральный, и большая часть населения страны выучила его за одно-два поколения. Это было значительное достижение: соседние страны Юго-Восточной Азии до сих пор не обзавелись подлинно национальными языками{131}.

Сукарно был националистом с левым уклоном из третьего мира и в большей степени визионером, чем управленцем, досконально знавшим эту работу, в чем скоро убедились Говард Джонс и остальные американцы. В соответствии со своей натурой, склонной к поискам компромисса, он был привержен задаче поддержания дружеских отношений и с Соединенными Штатами, и с Москвой и, безусловно, пытался не вызывать раздражения вашингтонских властей.

У Джонса с Сукарно завязалось нечто вроде дружбы, несмотря на то что многие его коллеги-соотечественники считали, что «проигрывают» Индонезию коммунистам. Американец удивлял многих местных жителей, запросто приглашая их на разговор, в том числе радикально левых. К тому времени левые автоматически вызывали подозрение у США — дни авансов Хо Ши Мина Вашингтону остались в прошлом. Джонс быстро пришел к выводу: чтобы быть эффективными, программы помощи, которыми он руководил, ни в коем случае не должны выглядеть покровительственными или задевать крайне легко ранимых индонезийцев, гордившихся своей независимостью. Что же касается цели предоставления этой помощи, он был с индонезийцами вполне откровенен: Вашингтон не хотел, чтобы Индонезия вступала в «коммунистический блок»{132}.

Властные полномочия Сукарно как президента никто не оспаривал, но управление страной требовало постоянного маневрирования в рамках неповоротливой парламентской системы. Он возглавлял коалиционное правительство, и, хотя Коммунистическая партия Индонезии поддержала соглашение, в Индонезии действовало немало других партий, намного более влиятельных, а КПИ не имела представителей в его кабинете{133}. По привычке Джонс продолжал поправлять американских чиновников, не понимавших Азию во всей ее самобытности. Он улавливал, что имеет в виду президент Индонезии, когда говорит ему: «Я националист, но не коммунист». Улыбающийся Джонс ощутил гордость и тревогу, услышав, что, оказывается, он — «единственный американец, который всерьез верил, что Сукарно не коммунист»{134}. Лидер огромной страны третьего мира, Сукарно был довольно неплохо известен в Вашингтоне. Однако через год после приезда Джонса Сукарно устроит мероприятие, которое выведет его на авансцену мировой политики и навсегда изменит смысл индонезийской революции.

Бандунг

Термин «третий мир» появился в 1951 г. во Франции, но наполнился современным содержанием и по-настоящему вошел в оборот лишь в 1955 г. в Индонезии.

Как писал историк Кристофер Дж. Ли, идея третьего мира по-настоящему оформилась на апрельской Konferensi Asia-Afrika, которая прошла в Бандунге{135}. Это примечательное собрание объединило людей из колонизированного мира в движение, оппозиционное по отношению к европейскому империализму и независимое от властей США и Советского Союза.

Это произошло не автоматически, а стало результатом целенаправленных усилий горстки новых мировых лидеров. В 1954 г. Индонезия совместно с Бирмой (Мьянмой), Цейлоном (Шри-Ланкой), Пакистаном и Индией, возглавляемой Джавахарлалом Неру — тем самым, кто прочел братьям Кеннеди лекцию за обедом, — сформировала группу Коломбо, по названию столицы Шри-Ланки, где встретились представители этих стран. Затем они стали планировать создание еще более расширенной организации. Премьер-министр Индонезии сначала подал идею конференции 1955 г. в качестве ответа на организацию СЕАТО[2], спонсируемой США копии НАТО в Юго-Восточной Азии. Список приглашенных быстро разросся, поскольку Неру пригласил Китай (что неизбежно исключило Тайвань), тогда как ЮАР с ее апартеидом и обе Кореи (формально по-прежнему пребывавшие в состоянии войны), а также Израиль (присутствие которого могло отпугнуть арабские страны) приглашены не были.

Люди, собравшиеся на Конференцию стран Африки и Азии в Бандунге, представляли около половины ООН и 1,5 млрд из 2,8 млрд мирового населения. Как провозгласил Сукарно во вступительной речи, которая состояла из эмоциональных тирад на прекрасном, несмотря на акцент, английском языке, это была «первая международная конференция небелых людей в истории человечества!»{136} Одни из стран-участниц недавно получили независимость, другие еще только боролись за нее. Бразилия, самая большая страна Латинской Америки, присутствовала в качестве дружественного наблюдателя, не относящегося к Азии и Африке.

Сам факт проведения конференции такого рода возвысил Сукарно и Неру до уровня мировых лидеров. Она также мгновенно сделала фигурой всемирного значения Гамаля Абдель Насера, всего тремя годами ранее взявшего власть в Египте, крупнейшей в мире арабской стране. Подобно Неру, Насер придерживался светских взглядов, имел левый уклон и настаивал на своем праве заключать альянсы с любой страной, включая Советский Союз. Чжоу Эньлай, министр иностранных дел в правительстве Мао, стремился фактом своего присутствия на конференции легитимизировать коммунистическую Китайскую Народную Республику в глазах стран-соседей и тоже встать на сторону третьего мира{137}.

На конференции буйным цветом расцвели всемирные организации, часть которых действует по сей день. Они были вдохновлены «духом Бандунга», который Сукарно очень ясно выразил в финале своей мощной вступительной речи.

Мы собрались здесь сегодня вследствие жертв — жертв, принесенных нашими предками и людьми нашего и следующих поколений. Я вижу, что этот зал заполняют не только лидеры народов Азии и Африки — в его стенах также присутствует бессмертный, неукротимый, непобедимый дух наших предшественников. Их борьба и самопожертвование проложили путь на эту встречу высшим представителям независимых и суверенных наций двух крупнейших континентов земного шара. ‹…›

Всех нас, по моему убеждению, объединяет нечто более важное, чем то, что искусственно нас разделяет. Мы объединены, например, тем отвращением, которое все испытываем к колониализму в какой бы то ни было форме. Мы объединены отвращением к расизму. И мы объединены решимостью сохранить и укрепить мир во всем мире.

Сукарно был одет в сшитый на заказ белый костюм, дополненный очками и маленьким головным убором печи. На