Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На речку ушел, верши проверять.
– А вы, собственно, кто?
– Проходите в дом, заодно и познакомимся.
Небольшое помещение, низкий потолок. Справа, за тонкой перегородкой, виднеется русская печь, слева – маленькое окошко. Хозяин дома – слишком уж уверенно себя вел – прошел дальше, за занавеску, закрывавшую дверной проем во внутренней бревенчатой стене.
Еще одна комната. Справа перегородка, слева – стол, лавки, иконы.
– Присаживайтесь.
Сам хозяин сел за стол, Руслан, Юля и Аня сели на лавку вдоль стены. Лазаревич снял шляпу, положил рядом с собой.
– Лазаревич, Руслан Аркадьевич. – Руслан протянул руку, но рукопожатия не получилось: свою ладонь хозяин не подал. – Моя жена Юлия, дочь Аня.
– Прямо получаетесь – Еруслан Лазаревич, – хмыкнул тот. – Уж простите старика за назойливость: из каковских будете? Имя татарское, фамилия жидовская, на иконы не креститесь…
Руслан мысленно проклял себя за забывчивость: в дореволюционной России все было просто пропитано православием.
– Русский я. Вернее белорус. И фамилия белорусская.
Получилось немного с вызовом. Да к тому же мгновением позже Руслан понял, что прозвучало крайне неосторожно: о такой нации, как белорусы, если вспомнить Короткевича, в это время старались не вспоминать, и всех белорусов оптом записывали русскими. Так что человек, называющий себя белорусом, – все равно что в наше время чеченец, представляющийся вайнахом…
Впрочем, старик ничего против «белорусского националиста» не имел.
– Гусев, Николай Фомич, – вполне мирно представился он. – Отец Сашкин.
– А-а… – дружно протянули Лазаревичи.
– Для чего его ищете?
– Господин Ратников сказал, что ваш сын хочет уехать в Санкт-Петербург, на автомобильную фабрику господина Фрезе…
– Хочет, – кивнул Гусев-старший.
– Я хотел бы познакомиться с господином Фрезе…
«Что у меня господины постоянно на языке?»
– …Я сам занимаюсь на досуге конструированием автомобилей, хотел бы обсудить с ним несколько интересных задумок. Если его заинтересует – вступить с ним в долю.
«Незачем всем знать, что «богатый» американец просто ищет работу инженера».
– Сам я собираюсь в вашу столицу не так скоро, поэтому хотел бы с вашим сыном передать письмо… ну и… узнать у него, что за человек – господин Фрезе.
– Вы тот самый американец-автомобилист?
– Ну да.
– Зачем к нам в страну приехали?
– Просто так, посмотреть…
– Понятно.
Наступила пауза.
– А вы тоже на лесопилке работаете? – спросил Руслан. Ну чтобы что-то спросить.
– Работал, – криво усмехнулся Николай Фомич. – Сейчас на пенсии сижу. Уже шесть лет.
– Что я тебе говорила. – Юля ткнула Руслана в бок.
Они как-то поспорили насчет того, были ли пенсии в Российской империи. Юля нашла ссылку на статью в Интернете о том, что были, и довольно неплохие, а Руслан раскритиковал ее.
– По старости? Пенсия-то? Прошу прощения, что спрашиваю.
– По старости… Рабочим пенсия по старости не положена. По увечью.
Он со стуком опустил правую руку на стол.
В первое мгновение показалось, что он показывает большим пальцем «все хорошо», и только потом становилось понятно, что других пальцев – нет.
Аня ойкнула и отвернулась.
– Извини, дочка. – Старик убрал руку. – На пильной раме я работал, да вот… Не уследил. Теперь Сашка работает, там же, вот уже четыре года как.
– А большая пенсия? – влезла Юля.
– Четырнадцать рублей в месяц.
– А почему так мало? – брякнула жена раньше, чем Руслан ее остановил.
– Ну почему же мало? Две трети от месячной платы, все по закону. От 1903 года, правила страхования рабочих.
«Двадцать один рубль – зарплата? Если брать один рубль как нашу тысячу… Маловато. Да еще за работу по 11 часов в день, на лесопилке, шесть дней в неделю… Маловато…»
– Двадцать один? – тоже подсчитала Юля, слегка ошарашенная тем, что они вчера спустили в магазине три месячных зарплаты рабочего. – А чего так мало?
– Знаете, вы бы об этом лучше у хозяина спросили, господина Андронова. Поверьте, если бы решали мы, то и платы были бы выше…
– Стачки у вас, я слышал, были? – неожиданно даже для самого себя спросил Руслан.
«Уж не большевик ли ты, часом?» Почему он пришел к такому выводу, Руслан и сам не смог бы сказать. Было что-то в увечном старике от рабочих-большевиков из старых советских фильмов.
– Были, – бросил быстрый взгляд Николай Фомич. – Летом.
– А что такое стачка? – спросила Юля у мужа.
– То же самое, что и забастовка.
– И что вы требовали? – Любопытство у жены проснулось ой как не вовремя.
Если старик и вправду большевик… Он может принять их за провокаторов. Или сам являться провокатором. Или…
Руслан дернул Юлю за рукав блузки – та отмахнулась – и задумался ненадолго. Если старик – большевик, значит, он связан с другими большевиками. То есть теоретически через него можно выйти на изготовителей фальшивых паспортов.
Теоретически – можно. Практически – не стоит. Навряд ли большевики клепали паспорта каждому приблудному американцу за денежку малую. Не стоит…
– Да что требовали… Глупости разные. Вроде как плату повысить, рабочий день до восьми часов, пенсии по старости да по инвалидности… Я ж говорю – глупости всякие.
– А что – у вас этого не было?
– Юля, помолчи.
– Было, конечно, – неожиданно согласился старик. – Я ж говорю, глупости всякие народ от нечего делать кричал. Так-то мы живем на заводе господина Андронова как у Христа за пазухой: и денег вдосталь, каждый день булками объедаемся, и работа легкая, и хозяин добрый…
Юля надулась и замолчала.
– А вот, наверное, и мужики пришли, – кивнул на дверь Николай Фомич.
Застучали сапоги.
– А вот и мы, батя!
В комнату ввалился парень, высокий, широкоплечий, лет семнадцати. Тоже, как и отец, похожий на Ратникова, хотя телосложением ни до отца, ни до двоюродного дяди недотягивал.
– Здравствуйте, – запнулся он, увидев нежданных гостей. На руке висела корзина, накрытая белой тряпицей, из-под которой торчала крапива.
– Опять пескарей притащил?
– Обижаете, илтэш[1], одна плотва.