— Ну, так, — пожал плечами Георгий. — Она из другой группы. Вся из себя…

— Это понятно. У нее был роман с парнишкой с моего потока?

— Я ведь за ней не следил.

— Владлен Сурков? Худенький…

— Возможно.

— Позвони кому-нибудь из своих и узнай. Лучше — девушке.

Георгий кивнул, отошел в сторону и набрал номер. Говорил недолго. Вернулся к Юле.

— Точно, был у нее роман. Именно с Владленом Сурковым. Она его очень быстро бросила из-за какого-то аспиранта с иняза.

— Важная информация, Георгий, — удовлетворенно кивнула Юля.

Вскоре на дорожке, ведущей к охотничьему домику, появился отряд студентов. Впереди вприпрыжку бежал пожилой профессор Турчанинов. С ним соревновался только завхоз экспедиции, а по совместительству санитар — Гребешков.

— Ну, что?! Нашли?! Жанну нашли?! — издалека закричал профессор.

Старика едва удар не хватил, когда Никита отрицательно замотал головой:

— Нет, Венедикт Венедиктович, не нашли. Пропала!

— Боже! Боже! — повторял Турчанинов. — А что Руслан говорит?!

— Да он никак в себя прийти не может, — ответил Чуев. — У него травма головы.

— Я пришел… в себя… Венедикт Венедиктович, — лежа на покрывале, пролепетал спортсмен, ловелас и задавала Баранников. — А где Жанна?

— Тише, тише, — увещевал Гребешков, открыв аптечку и начав дезинфекцию раны. — Тебе нужен покой, Руслан…

— Какой тут к черту покой?! Где Жанна?! — Венедикт Венедиктович рухнул на колени перед раненым студентом. — Я тебя спрашиваю, где твоя Жанна?! Ты ее приволок в этот дом! Ну?! Руслан!

Профессору никто не смел перечить. И впрямь, мужчина должен отвечать за женщину, тем более за ту, с которой у него романтические отношения. И тем более, если они на чужой и даже, как оказалось, враждебной территории. По лицу Руслана было видно, что он изо всех сил старается вспомнить, что же с ними произошло.

— Голова кругом идет, — признался он. — Подождите…

Гребешков только и сказал:

— У него сотрясение мозга, Венедикт Венедиктович. Может, подождем?

— Подождем?! — взревел Турчанинов. — Ты видишь рядом Жанну?! Живую и здоровую?! Подождем! Пусть вспоминает!

К ним подошла Юля.

— Вот отчего у него сотрясение, — девушка протянула руку и показала внушительный камень, на котором обильно запеклась кровь.

— Не зря ты пошла с ними, Пчелкина, — кивнул профессор. — Молодец. — Казалось, он глазам своим не верил. — Это ведь надо еще решиться таким камнем по голове садануть человека! Ты должен вспомнить, должен! — взмолился профессор. — Слышишь?! Садовниковой нет с нами! — Профессор подскочил и стал ходить рядом. — И ты ее видел последним!

Гребешков промыл рану, как ни морщился от боли Руслан, как ни стонал, продезинфицировал ее и наложил временную повязку.

— В лагере будем зашивать, — сказал он. — Крепко тебя саданули.

Руслан перехватил руку санитара:

— Стойте, стойте…

— Что, Руслан? — спросил тот.

Лицо и реплика раненого красноречиво говорили сами за себя.

— Что? — остановился как вкопанный профессор.

— Я кое-что вспомнил, — хватило сил сказать Руслану. — Я вспомнил, кто это сделал…

— Кто?! — вырвалось у Турчанинов.

— Кто, Русик?! — взмолился Никита Семёркин.

— Скажите, пусть отойдут, — попросил Руслан. — Это личное…

— Уйдите, все, — строго приказал профессор.

Все отошли, остались только Венедикт Венедиктович и Семеркин. И Юля — она обошла раненого, как будто решила выполнить его просьбу, но встала у изголовья. Посмотрев на профессора, Юля приложила пальчик к губам. Турчанинову лишь оставалось едва заметно покачать головой, что означало: мол, тебя, Пчелкина, в дверь, а ты в окно.

— Говори, Руслан, — сказал он.

— Мы прослышали, что есть домик на стороне, и решили найти его…

— Мы — кто? — кивнул ему Турчанинов. — Ты и Жанна?

— Да, я и Жанна. Утром после попойки, на второй день, мы решили прогуляться и найти его. И нашли. Тут никого не было. Мы зашли, осмотрелись. И решили… ну, сами понимаете…

— Понимаем, дальше, — вновь кивнул Турчанинов.

— Когда после работы в этот день все пошли купаться на озеро, мы собрали шмотки и двинули туда…

— Мало показалось?

— Вроде того.

— Ясно. Дальше.

— Этой ночью, когда мы занимались любовью, я мельком взглянул на окно.

— И что?! — прорычал Турчанинов.

Лицо Руслана, и без того несчастное, словно свело судорогой. Он покачал головой.

— Я подумал, что мне показалось…

— Да говори уже! — возмутился профессор. — Рассказчик!

— Я увидел лицо женщины. Там, в темноте.

— Женщины? — нахмурился Турчанинов.

— Да, Венедикт Венедиктович. Она прошла мимо, потом вернулась и… прилипла лицом к окну. Я не сразу сообразил, что это. Ведь это была особая ночь. Вы понимаете? Только сошлись. Мы были прям…

— Поглощены друг другом? — подсказал Турчанинов и взглянул на Пчелкину, стоявшую в изголовье раненого.

Та одобрительно кивнула метафоре.

— Ну да! — живо, насколько ему позволяло состояние, откликнулся Руслан. — Все как в тумане! И тут — такое. Она смотрела на нас! Та, в окне. Я вскочил, закричал: «Там кто-то есть!» Но видение исчезло. Я проверил задвижку. Мы были заперты. Все объяснил Жанне. Но она отнеслась к этому очень просто: «Это кто-то из наших. Извращенцы. Пусть смотрят, если им так хочется. — А потом добавила: — Если это наша глиста, я ей лично ноги повыдергиваю».

— Какая глиста? — спросил Турчанинов.

— Вот и я спросил: «Какая глиста?» А Жанна мне: «Зойка, твоя подружка, какая же еще? — и усмехнулась. — Я вчера с ней имела беседу, — сказала она. — За лагерем. Она бросалась на меня, как дикая коша. Требовала, чтобы я тебя оставила в покое. Пришлось ее проучить». Не скажу, что эта новость меня обрадовала, Венедикт Венедиктович. Я думал, что Зоя все это давно забыла. Да это и было-то несерьезно. Под этим делом…

Юля поймала взгляд профессора Турчанинова и отрицательно покачала головой, что означало: нет-нет, Венедикт Венедиктович, Руслан ошибается: Зоя Рыбкина ничего не забыла! Я знаю!

Руслан перевел дух.

— Потом Жанна сказала: «Плюнь на них. Идем ко мне».

— Но как твоя голова оказалась разбита?

Руслан с горечью улыбнулся. Но так могло показаться только мельком. Это вновь была точно судорога. Воспоминания не просто причиняли ему боль, они, кажется, вселяли в него ужас. От таких воспоминаний хочется бежать, как из ночного кошмара.