Но ведь не будет ничего страшного, если я проверю.

Я пытаюсь открыть ящик, но он не поддаётся, хотя замочной скважины я не вижу, поэтому нельзя сказать наверняка, заперт он или нет. Я тяну и тяну с такой силой, что, кажется, могу улететь, если ящик вдруг поддастся.

– Проверь внизу, – советует Дара. – Иногда там бывает задвижка.

Я делаю, как она сказала, – и действительно, под столом обнаруживается маленький рычаг, который легко проглядеть. Я тяну за рычаг, и ящик открывается. Я вся трепещу, когда осматриваю его содержимое, при этом испытывая ощутимые уколы совести.

Здесь как будто всё то же самое – до тех пор, пока моя рука не нащупывает маленький старый свиток у задней стенки ящика. Я вытаскиваю его и разворачиваю на столе.

По Даре проходит рябь.

Свиток содержит очень длинный список имён, написанный разными людьми – какие-то надписи очень старые, а какие-то явно новые, – а рядом проставлены места и скорее всего даты. Некоторые имена, по большей части старые, вычеркнуты. Я проглядываю весь свиток – но до самого конца только сплошные имена.

– Ну, это уже определённо интересно. Как думаешь, чьи это имена?

– Не имею ни малейшего понятия, – отвечаю я, а волосы у меня на голове встают дыбом. – Но думаю, нам нужно прямо сейчас вернуть его на место. – Я запихиваю свиток обратно в ящик – и при этом не могу избавиться от ощущения, что за мной пристально наблюдают. – У них есть список людей. Ну и что? Это ничего не значит. Может, это просто список родственников, – эта мысль мне нравится. – Да, думаю, так и есть. И, наверное, какое-то время кто-то вёл учёт семьи. Зачем ещё нужно разным людям записывать имена в список, да ещё из стольких разных мест?

Дара хмыкает:

– Думаю, это возможно.

– Именно, – говорю я. – Это единственное подходящее объяснение.

– Ну, раз ты так считаешь…

Я отгоняю зловещие сомнения. Лукас и его семья знают, что такое магический дар. Каждое их слово и поступок ясно говорят о том, что я могу им доверять. Я не могу начать сомневаться в них из-за какого-то пустяка вроде этого свитка.

Я закрываю дверь кабинета, предварительно позаботившись оставить его в том виде, в котором нашла. Потом на цыпочках иду по коридору к моей кровати и сворачиваюсь клубком. Ведьмин орех благополучно лежит в мешке из-под муки.

– Что мы им скажем, если они найдут ведьмин орех? – спрашиваю я у Дары.

– Не найдут.

– А если всё-таки найдут?

– Ничего им не говори. Это просто необычный цветок, который ты сорвала, когда случайно увидела.

В тишине я обдумываю слова Дары. Мне вовсе не нравится лгать Лукасу и его родителям – ведь они так добры ко мне, – но я знаю, что происходит, когда люди узнают о моих разговорах с тенью. А если ещё сказать, что я хочу вернуть ей тело, то может быть даже хуже.

Ком у меня внутри тяжелеет. Хоть я и не выношу лжи, мне слишком нравятся Лукас и его семья, чтобы открыть им всю правду. Но, возможно, кое-чем я могу с ними поделиться. Лукас доверился мне, показав, как он умеет управляться со светом. А его родители солгали, чтобы защитить меня от гвардейцев. А тот список – это просто список, и ничего более.

Может быть, завтра я расскажу им о моих тенях.

На следующее утро я снова измотана, но полна решимости. Я твёрдо решила рассказать Лукасу и его семье, кто я такая и что умею делать. Но я ничего не скажу им про Дару. До тех пор, пока она сама не согласится.

Моё решение ей не нравится, поэтому всё утро она дуется у моих ног. При этом мне кажется, хорошо, что она в кои-то веки ведёт себя как самая обыкновенная тень.

После того как вчера в дом приходили солдаты, Альфред проследил за ними, чтобы убедиться, что они не бродят где-нибудь поблизости. Он не нашёл их следов – если не считать вчерашнего костра. Когда он вернулся, они с Мирандой с мрачными лицами удалились в кабинет.

Я могу понять, почему они не распространяются о даре Лукаса, и мне безумно любопытно, почему они так боятся солдат. Надеюсь, они тоже доверятся мне. Может, это как-то связано с тем списком, который я нашла ночью, но я, в отличие от Дары, не верю, что за ним скрывается нечто ужасное. Для того чтобы что-то скрывать, хороших причин может быть столько же, сколько и дурных.

Вчера днём нам с Лукасом запретили выходить из дома, потому что солдаты могли быть поблизости, но сегодня он тайком потащил меня на то самое поле, где мы впервые встретились и где ночью я нашла ведьмин орех. Это его любимое место, где Лукас тренирует песню света – вокруг никого на целые мили, и он может делать со светом всё что угодно, не опасаясь, что кто-нибудь его увидит или что дом случайно загорится.

Дара всю дорогу ворчит, хотя идти не так уж далеко:

– Почему ему обязательно надо пищать и слепить всех вокруг?! Какой ужасный, отвратительный дар!

Я вздыхаю и стараюсь не обращать на неё внимания. Куда приятнее слушать безобидные шутки Лукаса.

Он садится в центре поля, и длинные травинки клонятся к нему, словно уже знают Лукаса и свет, который он несёт. Я слоняюсь по полю, позволяя Даре играть в догонялки с крошечными тенями трав и цветов, и провожу руками по кружевным белым и золотым соцветиям. На ощупь они как бархат.

Когда Лукас начинает петь, кажется, будто солнце вышло из-за облака, о существовании которого мы не подозревали. Своей песней он сплетает световую сферу, импульсами магии заставляя её расширяться и сужаться. Она сверкающая и тёплая. Но я не могу расслабиться и понежиться в ней. Меня охватывает неуёмное желание двигаться, и я кружу по полю, постепенно приближаясь к центру, к Лукасу.

Дара замолкает, её обида нагнетается по мере того, как тени на поле становятся всё тоньше и тоньше.

Свет притягивает точно магнит, и скоро я оказываюсь достаточно близко, чтобы ощутить его жар. Теперь он пульсирует в такт мелодии и напоминает готовый лопнуть мыльный пузырь. Свет так прекрасен, что хочется протянуть руку и коснуться его. Он почти так же чудесен, как мои тени.

Лукас поделился со мной своим секретом, и я хочу поделиться своим. Даре нечего сказать по этому поводу. В окружении света она едва трепещет у самых моих ног. Я знаю, что ей это не нравится, но не могу устоять перед добротой Лукаса и его семьи. От них я видела намного больше добра, чем от собственных родственников, и мне кажется, они не станут меня бояться.

Я надеюсь.

Лукас заканчивает петь и смущённо поглядывает в мою сторону.

Я улыбаюсь, солнце греет мои руки и ноги, и меня переполняет странное щекочущее ощущение.

– Это было невероятно, – говорю я.

Он смотрит себе под ноги, на щеках алеют пятна.

У меня перехватывает дыхание, но я через силу говорю то, что собираюсь сказать: