Самое важное — то, что все и шло как по маслу. И система сигнализации, установленная в музее, была Леонасу хорошо знакома, и когда привезли Чашу, то оснащала ее устройствами безопасности фирма, хозяин которой был добрым знакомым Лео. Так что в музей Петкунас зашел только однажды — чтобы увидеть все то, что он видел на чертежах, собственными глазами и проверить, какие именно инструменты нужны для успешной работы. Мог бы, кстати, и еще раз-другой в музей наведаться: из-за того, что о показе Чаши писали, в музее в первые дни экспонирования Потира было больше народу, чем обычно. Тем не менее Петкунас прекрасно знал, что все посетители прекрасно видны на камерах слежения, которых в залах полно. Схема расположения видеокамер у Петкунаса тоже была; в этом, кстати, помог Грег — он говорил, посмеиваясь, что, если бы в штабе Гитлера или Сталина работала смазливая машинистка, он бы знал все генеральные планы СС или Советской армии.

Петкунас планы расположения видеокамер принял с благодарностью, но в подробности их получения не вдавался. Друг его молодости, из «лесных братьев», отсидевший по случаю в сибирских лагерях лет пять, научил Леонаса многому. В том числе и поговорке: «Меньше знаешь — крепче спишь!» Но была и другая причина, для Петкунаса более серьезная, — он просто не хотел знать больше, чем ему нужно для успешного выполнения своей работы. Ну для чего ему эти лишние знания? Он привлечен с определенной целью и получит определенное вознаграждение — и дело с концом.

Ставиского такая позиция Леонаса вполне устраивала. Так что до поры до времени все шло просто идеально. Идеально удалось осуществить и саму операцию. Ко всему прочему, партнерам повезло: даже ночной охранник, расписание передвижений которого было тщательно изучено, в эту ночь оказался отключенным — он уединился с девушкой в одном из дальних углов парка. На его автомобиле Петкунас предусмотрительно установил заранее «маячок», так что, если бы дежурный начал движение к музею, партнеры бы сразу это увидели. Но ничего подобного, к счастью для Ставиского и Петкунаса, не произошло. Свет на территории парка погас на семнадцать минут. Камеры, в поле зрения которых попадала Чаша, были выведены из строя. Чаша отделена от ее «родной» сигнализации и вынесена, а вместо нее был подключен электронный «муляж», чтобы никто до утра не хватился пропажи.

Ключи от микроавтобуса Амилкара Грег раздобыл заранее, и вот неуклюжий сверток, погруженный в черный пластиковый мешок, был заложен в вэн и отвезен на дальний конец кладбища, где за оградой была оставлена машина Петкунаса. Не та машина, на которой он ездил каждый день, а взятая напрокат на чужие права — одним словом, если бы ее каким-то чудом ночью кто-то и заметил, выйти через этот автомобиль на Петкунаса было никак нельзя.

Заминка во время операции была одна — упрямый Грег пытался освободить Чашу от футляра прямо в музее. Он поделился этой идеей с Петкунасом заранее и спросил его мнения. Лео возражал. Он считал, что ни к чему тратить в музее время на то, что можно потом спокойно сделать в домашней обстановке. Но Ставиский стоял на своем. И вместе с понятными Петкунасу вполне прагматическими мотивами приплетал какие-то религиозные аллюзии — мол, это не просто Чаша, а святыня и относиться к ней надо соответственно…

Петкунас не возражал ни словом, но про себя думал о бесполезности этой затеи. Впрочем, он знал, что, имея дело со Стависким, ни спорить, ни на чем-то настаивать не следует.

Он и не настаивал, и очень скоро Грег, выматерившись по-польски, а потом и по-английски, дал знак двигаться на выход. Петкунас же времени не терял — пока Ставиский делал бесплодные попытки освободить Чашу от футляра, Петкунас легонько поддел отверткой, которая была в его руке, стеклянную витрину. В витрине этой лежало колье, которое Петкунас давно приметил и подумал, что, получив его, Лизетта, которая в последнее время была с ним, увы, холодновата, станет наверняка добрее.

Поддел он витрину отверткой просто так — никаких планов у него не было. Просто у Петкунаса было правило: если партнер или напарник делает что-то, что ты считаешь бессмысленным и вредным, а изменить ситуацию ты не можешь — тогда займись чем-то совсем другим. Лучшее лекарство для сохранения хороших отношений.

В данном случае лекарство оказалось двойного действия: витрина легко поддалась, стекло пошло вверх — беззвучно, будто там и замка не было. Оставалось только взять ожерелье и опустить в карман, что Леонас и сделал, особенно не раздумывая.

А дальше все шло так, как партнеры планировали. Грег помог Леонасу переправить Чашу на ту сторону ограды, хлопнул его по плечу и сказал: «Good job!» И Петкунас считал, что заслужил эту похвалу — вот он сейчас уедет с Чашей в автомобиле, а о пропаже никто не будет знать еще до утра… Good job.

Приехав домой, он занес Чашу в свою мастерскую, где у него было отдельное небольшое помещение, которое запиралось на ключ, и оставил там. Автомобиль отогнал на соседнюю улицу — чтобы у жены и у дочери не возникало вопросов о чужой машине, которая стоит рядом с домом.

Лег спать — и заснул легко и ровно, как младенец, только перед сном какая-то тень сомнения проскользнула в его сознании. Слишком хорошо все получается, слишком гладко. Так в жизни не бывает. «Но, — успокоил себя Леонас, — по жизни я знаю, что видимая легкость и гладкость — своего рода компенсация за годы упорного и неблагодарного труда. Так к этому и надо относиться».

Все мы, не один Петкунас, легко уговариваем себя согласиться на что-то, когда хотим себя уговорить. Так что тень сомнения проскользнула и ушла бесследно.

На следующий день Леонас в своей мастерской освободил Чашу из футляра — это заняло часа полтора. «А он хотел — за пять минут!» — ухмыльнулся Леонас. Футляр Петкунас вывез на автомобиле в другой квартал, минутах в пятнадцати езды. Там на большой плазе стоял магазин мелочей, где, как знал Леонас, мусорный контейнер во дворе не запирался. Туда он и сбросил футляр. Дело было уже вечером, никто его не увидел, так что Леонас снова похвалил себя. Good job.

…В кармане замурлыкал мобильный. Петкунас взглянул на экран — помощник по его бизнесу. Надо ответить. И он отвечал — как всегда скупо, точно, как всегда с некоторой долей юмора — его люди ценили любовь хозяина к шутке.

Повод был обычный — кому-то срочно понадобилась сигнализация, а все работники на завтра уже распределены.

— Так, может, ты, Стэн, тряхнешь стариной? Мне неловко тебя просить, я и сам бы пошел, но у меня визит к врачу — два месяца уже жду. А? — И, поскольку помощник не проявлял энтузиазма, Лео чуть поднажал: — Видишь ли, пять сотен у нас на полу не валяются. А Терри за тебя примет в офисе звонки — потом вместе разгребемся.

Конечно, все решилось как надо. Петкунас привык, что у него все в жизни решалось как надо… До самых последних дней.

Петкунас распахнул окно, включил вентилятор — в комнате сизыми волнами плавал дым — и тут же зажег новую сигарету.

Когда же все пошло наперекосяк, когда?

Грег не появился ни через два дня, ни через три, ни через пять. То есть он позвонил на следующий день после операции, расспросил подробно, как дела с футляром, убедился, что все в порядке, велел ждать его появления — и пропал.