– Почему я должна каждое утро ходить за хлебом? – заявила она как-то утром.

– Ты ходишь за хлебом не каждый день, – спокойно возразил отец. – Вы делаете это по очереди с Марией.

– Ну так почему она не может ходить сама? Я старше ее, с какой стати я должна носить ей хлеб?

– Анна, если все люди начнут задавать вопрос, зачем им делать что-то друг для друга, жизнь просто остановится. А теперь вставай и отправляйся за хлебом. Хватит бурчать, черт возьми!

Кулак Гиоргиса со стуком опустился на стол. Он устал от того, что Анна спорила из-за любой мелкой работы по дому, которую ей поручали, и его терпение подошло к концу.

Тем временем на Спиналонге Элени пыталась привыкнуть к тому, что сочла бы нестерпимым в прошлой жизни, но что считалось нормой в колонии. Впрочем, примириться с этим было практически невозможно, и Элени все чаще испытывала смутное недовольство. А поскольку Гиоргис делился с ней своими тревогами, она также не скрывала все то, что беспокоило ее в жизни на Спиналонге.

Первым человеком на острове, который был ей действительно неприятен, стала Кристина Крусталакис, учительница местной школы.

– Я и не жду, что она меня полюбит, – заявила Элени Гиоргису, – но она ведет себя как загнанный в угол зверь.

– И почему? – спросил Гиоргис, заранее зная ответ.

– Как учительница она абсолютно бесполезна – ей наплевать на детей, которых она учит. И она знает, что я о ней думаю, – ответила Элени.

Гиоргис вздохнул: его жена никогда не умела скрывать свои мысли.

Вскоре после приезда на остров Элени поняла, что школа мало что может дать Димитрию. В первый же день он вернулся домой молчаливый и надутый, а когда Элени спросила, чем он занимался в классе, мальчик ответил:

– Ничем.

– Как это «ничем»? Вы должны были чем-то заниматься.

– Учительница писала на доске буквы и цифры, а когда я сказал, что уже знаю все это, меня пересадили на заднюю парту. Потом старшие мальчики начали решать простые арифметические задачки, и когда я громко сказал ответ, то меня до конца дня выгнали из класса.

Элени стала учить Димитрия сама. Вскоре эти уроки начали посещать и его друзья. Прошло несколько месяцев, и дети, которые до того едва знали буквы и цифры, уже бегло читали и выполняли в уме основные арифметические действия. Теперь их маленький дом был пять дней в неделю полон учеников в возрасте от шести до шестнадцати лет. За исключением одного мальчика, который родился на Спиналонге, все они были посланы сюда с Крита после того, как у них обнаружили проказу. Почти все эти дети уже посещали школу до приезда на Спиналонгу, но за то время, пока они учились у Кристины Крусталакис, их обучение практически не продвинулось вперед. Она относилась к ним как к слабоумным, и ни о каком прогрессе не могло быть и речи.

Напряжение в отношениях Кристины Крусталакис и Элени начало нарастать. Все вокруг понимали, что будет лучше, если Элени сменит Кристину на должности учительницы, а значит, и начнет получать за это зарплату. Кристина зубами вцепилась в свое место, отказываясь даже думать о том, что на острове может быть две учительницы, и тем более не желая уступить дорогу своей сопернице, но Элени было не занимать настойчивости. Она продолжала добиваться своего – не для себя, а для блага семнадцати детей острова, которые заслуживали намного лучшего обращения к себе, чем они получали от ограниченной госпожи Крусталакис. Педагогика, по существу, была вложениями в будущее, а Кристина Крусталакис не видела смысла в том, чтобы тратить усилия на детей, которые могли умереть через несколько лет.

В конце концов Элени было предложено изложить свою точку зрения перед советом колонии. Она рассказала о том, как проходило обучение детей до и после ее приезда на остров.

– Но во всем этом просто проявляется естественный прогресс, – малопонятно заявил один из старейшин, о котором было известно, что он является близким другом госпожи Крусталакис.

Впрочем, для большинства других членов совета положение дел было очевидным: рвение и преданность своему делу, проявляемые Элени, очень быстро дали результаты. Ею двигала уверенность в том, что образование – это не просто средство достичь какой-то туманной цели и что оно само по себе ценно, хотя бы потому, что делает детей лучше. То, что некоторые из детей могут и не дожить до своего двадцать первого дня рождения, для Элени не имело абсолютно никакого значения.

Прозвучало несколько возражений, но большинство членов совета высказались за решение уволить Кристину Крусталакис с должности учителя, взяв вместо нее Элени. После этого некоторые обитатели острова еще долго относились к Элени как к посягательнице на чужое, однако ее это мало беспокоило: для нее имели значение лишь дети и их будущее.

Школа давала Димитрию почти все, что ему требовалось: теперь ему было чем занять разум в течение дня, а главное, у него появился новый друг по имени Микос – единственный ребенок, который родился на острове и которого не усыновили еще в раннем детстве. Дело в том, что признаки проказы проявились у него вскоре после рождения. Если бы ребенок был здоров, его забрали бы у родителей, которые, хотя и терзались чувством вины из-за того, что их сын разделил их судьбу, в душе были очень рады, что мальчик остался с ними.

Отныне каждая минута жизни Димитрия была чем-то занята, и воспоминания о том, как он жил когда-то, отступали в темные уголки его памяти. Пожалуй, теперь темноглазый мальчишка вел даже более приятное и беззаботное существование, чем жизнь старшего из пятерых детей крестьянской семьи. Однако каждый день, выходя из здания школы и направляясь к своему новому дому с его извечным полумраком, Димитрий невольно окунался в атмосферу царящего на острове недовольства. Когда он проходил мимо кафетерия или стоящих прямо на улице групп людей, до него долетали обрывки их разговоров и споров.

Иногда к старым слухам примешивались новые. Одной из двух вечных для разговоров тем на Спиналонге был запуск генератора, другой – надежда на улучшение водоснабжения. Кроме того, в последние месяцы стали поговаривать о возможном выделении денег на новое жилье и о повышении пособия, которое выплачивалось всем обитателям колонии. Слушая разговоры взрослых, Димитрий не мог не обратить внимания, что они всегда вращались вокруг одних и тех же вопросов: колонисты обсасывали их, как собака гложет старую кость, на которой давно уже не осталось ни кусочка мяса. Даже самых незначительных событий, не говоря уже о таких крупных, как болезни и смерти, на Спиналонге ожидали с нетерпением, а после долго их мусолили. Однако через несколько месяцев после приезда на остров Элени и Димитрия произошло нечто такое, что трудно было предвидеть, но что, тем не менее, очень сильно сказалось на жизни колонии в целом.

Как-то вечером, когда Димитрий и Элени ужинали, в дверь настойчиво постучали. Это была Элпида. Пожилая женщина тяжело дышала, а ее глаза сверкали от возбуждения.

– Элени, пойдемте! – воскликнула она. – Там их целая куча, сразу несколько лодок, и они нуждаются в нашей помощи.